Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг. - [190]

Константин. С.-Петербург, 18 июля 1833 года

Гейсмар – старый мне знакомый, еще с молдавской кампании, он был при Каменском и тогда уже действовал отважно. Я помню, его посылали ночью под Журжу жечь мост. Лавинский тоже очень мне знакомый человек. Кстати, о приехавших: забыл тебе сказать, что Мансуров приехал сюда на последнем пароходе. Я нахожу, что он немного постарел.

Александр. Москва, 18 июля 1833 года

Как мне эти три дня тяжелы! Вчера не мог я не обедать у графа Потемкина, коему два раза уже отказывал, сегодня сманил меня Александр Кочубей обедать в Останкине у Чумаги. Этот приезжал просить, – совестно отказать, а завтра обещал Фавсту обедать с ним на даче под Симоновым у Селивановского, а ко всему этому время сомнительно, но нельзя было отказать.

Ну уж обед задал Потемкин! Только что птичьего молока не было. Большой дом его стоит исковерканный, много начато, ничего не кончено, а на дворе какой-то флигелек отделал он по-царски и транжирит себе, а уже не знаю, из каких доходов, ибо дают ему только 30 тысяч на прожитье. Я предвидел, что не будет конца беседе, а потому и велел в 6 часов явиться почтальону – требовать меня домой. Пьем кофей, болтаю со старшим Васильчиковым и Александром Кочубеем, – вдруг меня вызывают, возвращаюсь, беру шляпу, говоря: «Вот всем бы хороша служба моя, только вдруг приходится оставлять компанию приятельскую и ехать домой с набитым брюхом, приниматься за работу». Тут, кроме графа, двух Кочубеев, обедали еще Чертков-вдовец, Михаил Орлов, Корсаков, граф Алексей Бобринский, Ржевский, Верстовский, Писарев Александр Александрович, Жихарев и проч. Однако же, так как ехал мимо, заехал к Лесовскому, коего нашел лучше (надел сюртук), скучает очень болезнью своей; но я ему предсказал, что выздоровление его будет продолжительно.

Вот тебе на! Кочубей занемог, пишет, что не может ехать; ну и хорош же я, поехав в Останкино не для Чумаги, а ради прекрасных глаз Кочубея! Верно, вчера у Потемкина изволил обкушаться.

Александр. Москва, 20 июля 1833 года

Экзекутор Похвиснев получил печальную весть о кончине генерал-адъютанта Николая Ивановича Демидова в Пятигорске. Излишнее употребление, то есть усиление препорции Кавказских вод, умножило его расслабление, взволновало геморроиды и произвело кровяной понос, коего невозможно было остановить. Он скончался 5 июля, тело его повезут сюда. Жаль его! Человек был странный, но преданный престолу и самый благонамеренный. Великий князь, верно, очень будет о нем сожалеть.

Вчера обедал я с Фавстом под Симоновым у Селивановского. Что за прелестное местоположение, в саду терраса, и вся Москва как на ладони; тут мы сели, закурили трубки и сигары и ну болтать, да и проболтали до семи часов. Поспел еще в театр французский, куда звал меня великий князь, но его высочество не изволил приехать, был где-то за городом.

Александр. Москва, 22 июля 1833 года

Чумага важный вчера задал пир, обед превкусный со всеми аксессуарами. Во время оного попеременно слушали мы полковую музыку, духовую и песенников, после обеда пели цыгане. Его цель была продержать князя Виктора Павловича и всю компанию до ночи, ибо приготовлен был большой фейерверк; но я, отпивши кофей, пустился в Москву, где и нашел только что прибывшую почту вашу от 18-го числа. Гости были князь и княгиня Кочубей, Александр и Аркадий Кочубеи, этот с женою, графиня Чернышева, Зотова с отцом, князь Михаил Николаевич Голицын с женою, граф Васильчиков, Дмитрий Васильевич и Алексей Васильевич Васильчиковы, вдовец Чертков, Башилов, граф Андрей Иванович Гудович и проч., человек тридцать всех. Князь Виктор Павлович сказывал мне, что 28-го или 30-го собирается уже обратно в Петербург.

Я чаю, граф Орлов уже у вас теперь. Почту вручил я сам великой княгине; она изволила меня принять в кабинете, где занималась письмом, говорила, что рада приезду Ольги и нетерпелива с нею познакомиться, видя ее почти ребенком. Его высочества не было дома.

За обоих братцев, Педро и Мигуэля [сыновья короля Португальского Иоанна VI, боровшиеся друг с другом за престол], гроша не дам, но желаю последнему взять верх ради дела, им защищаемого; но теперь, я думаю, для спокойствия Европы лучше, что дон Педро торжествует, ибо в противном случае король-гражданин вооруженно взял бы сторону дона Педро, взбесясь на то, что Бурмон [маршал Франции; в 1833 году принял начальство над войсками дона Мигуэля] поехал брать начальство над Лиссабоном; пошла бы каша, и могла бы война европейская возгореться. Теперь оную нельзя предвидеть, а худо будет только Фердинанду Испанскому между двух конституций.

Александр. Москва, 24 июля 1833 года

Во втором часу поехал со своими Долгоруковыми во дворец великокняжеский. Муж и жена представлялись великой княгине. Ее высочество обоих обласкала, особенно Ольгу; она только одна представлялась, и великая княгиня долго с нею изволила разговаривать. Ольга уверяет, что робеет перед нею более, нежели перед императрицей самой; но Вешняков утверждает противное: говорит, что она была очень мила, все было говорено кстати, и великая княгиня смеялась многим ее размышлениям и, когда она вышла, очень ее выхваляла. Великого князя не было дома, и представлений к нему не было. Видел я тут приятеля твоего Муханова Николая.