Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг. - [268]

Во дворце была одна шведка, жена нашего генерала Лехнера, которая много делает шуму здесь своею красотою, и подлинно прекрасная. Муж ее назначен, кажется, в Бендеры; если поедут через Москву, то советую тебе полюбоваться на нее. О Троппау много слышал разных толков; кто уверяет, что поедут далее, а Закревский уверяет противное; увидим, что привезет первый курьер; надеюсь, что Закревский будет прав, и желаю сего. Я был в новом мундире почтовом, который всем понравился. Князь тоже его надел. Во дворец граф Хвостов привез в кармане кучу новых своих стихов и раздавал всем, говоря, как Вольтер: «Пусть меня бранят, но читают». И мне достался экземпляр, но так как я не намерен ни хулить его, ни читать, то и прилагаю стихи при сем. Сделай из них какое хочешь употребление. Видел я молодую Кривцову, – лицом нехороша.

Александр. Москва, 14 декабря 1820 года

Тебе много кланяется графиня Бобринская. Дом ее стал еще лучше; пристроенная галерея совсем в новом роде и совершенная прелесть, напоминает очень Помпею и древние здания внутри. От нее пустился я к Луниным, где была славная музыка, по обыкновению, а сверх того, Лобанов К. Яковлевич нас ужасно смешил.

Чудесно поет этот Риччи, а голос в роде Стефана Мондини, славная метода. Любо слушать мужа с женой. Когда она была брюхата в первый раз, Меттерних сказал ей: «Дети кричат, рождаясь в свет; но я уверен, сударыня, что ваше дитя будет петь!»

В Собрании в воскресенье танцую польский – человек на меня смотрит, прохожу еще раз – мне кланяется, а в третий – со мною заговорил. Не знаю, кто это, но когда сказал: «Ваш брат-генерал вместе с князем Голицыным помогал нашему отъезду из Петербурга», – я догадался, что это Сент-Мор. Заговорил меня, а сегодня читаю его и в газетах. Да только и разговора здесь, что о дилижансах.

Константин. С.-Петербург, 15 декабря 1820 года

Булгариево дело мне известно. Имение никак не может за ним остаться, а о деньгах, которых, говорят, много имел покойный Кантемир, и о движимости – что забрано, то пропало. Даже Варлам ближе родня ему был, чем Булгари. Никогда не поверю, чтоб за него был Каподистрия, как скоро дело несправедливо. Не такой человек. Я уверен был, что в Москве тургеневскую историю увеличат. Удивляюсь еще, как твой тесть не прибавил еще жесты к словам. Ох, добрая моя Москва, а уж выдумывать любит; впрочем, и здесь почти то же, помню, что и в Вене не иначе было; следовательно, это свойственно людям вообще, а не городам порознь.

У Тургенева я был во время обеда. Он прекрасно уписывал суп, с жадностью ел каплуна и говорил, что ему теперь легче, только аппетита еще нет. Сказывал, что Блудов получил какое-то предложение от Каподистрии, но еще не знает, в чем оно состоит. Верно, какое-нибудь дают место в чужих краях. Не в Вену ли уже советником консульства, на место покойного Отта? Это будет Обрескову досадно, а он для этого сюда приехал. Также мне сказывали, что государь пригласил приехать в Петербург графа Головкина. Этот, я думаю, лет с пятнадцать здесь не был, а может, Головкин и сам просился: после смерти жены надо же было ему устроить дела.

Как не сказать о вчерашнем бале у Шувалова? Я приехал туда с Закревским в одиннадцатом часу, и еще мало было; но там как повалило, так, несмотря на обширность залы, сделалось тесно. Дом прелестно убран, и вообще бал был такой, что напомнил мне конгрессные пиры в Вене, прекраснейший! Я поглазел, после сел с Закревским, Сухтеленом, Васильчиковым в вист играть, выиграл в 4 роббера 125 рублей. Посмотрел, как сели около трех часов ужинать, а в половине четвертого поехал домой. Тут звал меня Дмитрий Львович к себе предварительно также на бал, хотя день еще и не назначен. Эк я загулялся!

Александр. Москва, 16 декабря 1820 года

Князь Дмитрий Владимирович с женою и Катерина Владимировна Апраксина с мужем едут в первых числах января в Петербург к свадьбе; а Чиж, кажется, нет и говорил мне: «Зачем вы хотите, чтобы я туда ехал, ежели меня не приглашают?» Я ему отвечал: «Да зачем же вам ехать? Ведь жених и невеста, как скоро обвенчаются, тотчас прибудут сюда, и для того именно, чтобы вас видеть». Он замолчал. Ему, я думаю, надоедают всеобщие вопросы. И всякий делает свои заключения.

Итак, кажется, что скоро наши воротятся из Троппау, а здесь плели басню, что Священный союз уничтожен, что все пойдут на турок, коих положено выгнать из Европы, что прусский король с ума сошел, и проч. Замечательно то, что все эти басенки сочиняются петербургскими жителями, сюда приезжающими, – видно, на смех добрым москвичам.

Александр. Москва, 21 декабря 1820 года

Я все любуюсь на Беннерову коллекцию, хочется везти князю Дмитрию Владимировичу показать и попросить подписаться. Я не полагаю, чтобы всем так переплели, как мне, и очень благодарен за эту любезность Беннеру, которому буду писать. Карнеев подпишется в Петербурге. Однако же я не всем равно доволен. Цари, то есть первые четыре, лучше гравированы всех. Мария Павловна и особливо Катерина Павловна, которая была королева, слишком раздеты. Николай Павлович и Михаил Павлович нехороши. Анна Федоровна теперь очень не у места; жаль, что нет покойных великой княгини Александры Павловны и Елены Павловны. Впрочем, все прекрасно. Я не нарадуюсь на портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. Точно она! Нет ли лишнего одного экземпляра у Беннера?