Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг. - [261]

Константин. С.-Петербург, 19 октября 1820 года

Третьего дня здесь, ко всеобщему сожалению, умерла молодая Юсупова, жена так называемого Бориньки, урожденная княжна Щербатова. Неловко родила и истекла кровью. Видя неминуемый себе конец, она со всеми простилась и приготовилась к переходу из сей жизни в вечную. Все ее любили, и все о ней сожалеют: да и подлинно жалко! У нас здесь все страсть принуждать природу или, лучше сказать, торопить ее. Оставили бы натуру действовать, так бы родила, может быть, благополучнее; а тут, говорят, стали вынимать ребенка, да вместе с ним что-то и оторвали. Впрочем, это слухи, может быть, и несправедливые, а правда только, что молодая милая женщина преждевременно умерла.

Я тебе писал, что женщина одна бросилась в Неву; вот как это рассказывает Тургенев. Карета остановилась у начала Дворцовой набережной. Две женщины пошли, оставив карету и человека, пешком к Эрмитажу; там одна из них, помоложе, скинув свой салоп, сбросила шляпу с вуалем – и бултых в воду. И это днем. Кинулись ее спасать, она вынырнула, опять пропала, однако же подоспел на шлюпке гребец, ее зацепил под мышки и вытащил.

Придя в чувство, она первая запретила людям своим называть себя; сели обе в карету и поскакали на Литейную. Только и слышали тут стоящие, что человек сказал: «Ах, барышня!» Мне ее, однако же, несмотря на это инкогнитное топление, называли. Вспомню – тебе скажу. Она девушка, сестра ее за отставным генералом.

Кстати, о новостях: кто-то читал гамбургскую газету, полученную с кораблем. Там сказано, что Сицилия сохранила свою независимость и отделилась от неаполитанского правительства, что у нее будет своя особая конституция и свой великий викарий, однако же из фамилии королевской.

Тургеневу пишет брат его, что Али-паша хотел дать конституцию Албании, что посылал в Грецию искать, кто б ему мог ее сочинить, но, по несчастью, не нашел. Он хотел непременно принять испанскую с некоторыми изменениями. Находит, что одной камеры депутатов довольно; из них полагает четырем частям быть из греков, а пяти – из турок. Каков! Его история кончена; он сам, потеряв свои сокровища, согласен сдаться только самому капуданбею. Скоро голова его будет украшать Серальские ворота.

Константин. С.-Петербург, 20 октября 1820 года

История семеновская кончилась тем, что на место Шварца назначен полковым командиром Бистром-Егерский. Первый батальон останется здесь в крепости, другой послан в Кронштадт, а третий – в Свеаборг и Шлиссельбург, где и будут ожидать решения государя, как с ними поступить. Офицеры с ними посланы. Они вышли отсюда как в обыкновенный поход, без конвоя, в порядке, без всякого сопротивления и без шума, только без оружия. Иной точно не было причины возмущению, как неудовольствие на Шварца. Его бы верно убили, если бы в первую минуту им попался. В городе и в других полках все было совершенно спокойно, так что в городе многие и не знают о происшествии.

Константин. С.-Петербург, 22 октября 1820 года

Обе императрицы переехали совсем в город. Первый батальон Семеновского полка остается в здешней крепости до разрешения государя, к коему отправлен, кроме фельдъегеря, вчера адъютант Васильчикова Чедаев. Кабы да скорее зимний путь! Тут бы и дилижансы наши пустились в ход. Охотников ехать много, и мне кажется, пойдет дело на лад, особливо зимой. Экипажи прекрасные и очень покойны; проводники выбраны из людей с прекрасными аттестатами, все почти из отставных военных офицеров, на станциях лошади всегда будут готовы, как под почты. Чего лучше? За 95 и за 55 рублей можно доехать до Москвы без всяких хлопот на станциях и в определенное скорое время. А если по этому тракту хорошо пойдет, так заведутся дилижансы, вероятно, и по другим, а особливо по Рижскому, где много ездит купечества, конторщиков, артельщиков. Пароход в Кронштадте показывает, как подобное публичное заведение полезно и прибыльно, коль скоро к нему привыкнут и получат доверенность. Сначала мало было охотников, а теперь редко когда пароход не наполнен.

Александр. Семердино, 26 октября 1820 года

Стало, государь был доволен в Варшаве; по правде сказать (я сам его видел), войско польское удивительно во всех отношениях. Раутенштраух умрет от радости. То-то будет примеривать ленту и носить с кокетством; перещеголяет молодого Кутайсова, который шесть месяцев дулся на сенатора Багратиона за то, что он (думая ему угодить) отшпилил булавку, державшую со многим другим ленту в позиции, угодной сиятельнейшему графу.

Как поразила меня смерть бедной Юсуповой! Кровь с молоком, молода, богата, все не помогло! Бедная эта Юсупова не могла ни одного раза родить, бывши 4 или 5 раз брюхатою. Может быть, и подлинно виноваты были акушеры. Это срам! Нет их хороших в обеих столицах. Лучше убавить докторов, да завести парочку хороших акушеров. Жаль, жаль бедную Юсупову! Еще не Саблукова ли кинулась в Неву от жестокостей Тургенева, еще не он ли вытащил ее из воды багром? У нас, кинувшись в Яузу, можно замараться, а утопиться – никогда.

Неужели королеву Английскую оправдают? Чего доброго, радикальные возведут на престол Бергами. И у нас есть удалой Варфоломей мусье Боголюбов, а этот Варфоломей еще удалее нашего: не откажется ни от чего. Сицилийское дело кончилось хорошо. Сицилия столь разнствует от Неаполя всем, что ей нужна особенная конституция, а независимость ей будет независимость вроде польской – на словах, а не на деле. Я люблю очень, что этот головорез Али-паша хотел тоже дать конституцию Албании; кажется, он кончит еще хуже Наполеона. Как он не уберется куда-нибудь! Но, видно, отливаются волку лютому слезы горькие!