Братство волка - [44]

За эти дни земля полностью покрылась снегом, и кое-где уже возвышались огромные сугробы. Иногда ветер поднимал легкие, дрожащие на ветру хлопья, и тогда среди вьюги невозможно было определить, где кончается земля и начинается небо. А если ветры, приходившие издалека, не несли с собой снега, небо так низко нависало над землей, что на нем едва можно было различить тяжелые слоистые облака.

Зверя снова видели в Лажу, но об этом случае предпочитали пока молчать.

За двадцать лье отсюда, в окрестностях Шолхака, он на днях убил ребенка, и его следы тянулись от крестьянского дома до самого леса. Казалось, он как будто знал, что ему нечего бояться, и потому так близко подошел к жилью человека. Следы Зверя заметно отличались от следов собак на ферме, игравших и бегавших там все утро. Собаки, поджав хвосты, отказывались идти по следам, оставленным Зверем, и в конце концов их замело снегом.

Мани вернулся из Шолхака и при встрече с шевалье отрицательно покачал головой. Когда же Грегуар обратился к нему с уточнениями, индеец уверенно сказал:

– Это не волк.

Аббат Сардис вдохновенно читал с кафедры воскресную проповедь, по поводу которой на глазах изумленного Тома Грегуар де Фронсак метал громы и молнии. Святой отец призывал своих овец вспомнить слова, которые Господь вложил в уста Моисея: «Я пришел к вам, подобно медведице, у которой похитили медвежат! Я поглощу ваших детей, подобно льву, и вспорю им животы! Я нашлю на вас злобного Зверя, который поглотит вас и вашу паству и превратит ваши сады в пустыню».

– Аминь, – прорычал Грегуар. – Вот как приписывают дьяволу то, что выгодно приписать ему.

– Дьяволу? – удивилась Сильвия.

– Рабле.

– Ах, Рабле! – ответила она, открыв рот от восхищения.

И когда Грегуар ретушировал краски на портрете, а затем наносил штриховку грифелем и дышал в маленькую металлическую трубочку, которая одним концом была опущена во флакон, он отметил по себя, что идет уже четвертый день и грифель пересох. Вздохнув, шевалье положил рисунок в папку и поехал к замку графа де Моранжьяс.

Утро только начиналось. Вместе с ним ехал Мани, а также Тома, который провел эту ночь в своей любимой розовой комнате в компании красотки Армелины.

Не успели они пройти и половины пути, как в серых сумерках послышался набат. Всадники замедлили ход, придержав своих лошадей, но по пути так и не встретили никого, кто мог бы сказать им, по ком звонит колокол. Прибыв в замок, они увидели во дворе возмущенных крестьян, приехавших сюда с собаками на большой повозке. В эту группу, собравшуюся на графском подворье, также входили драгуны под командованием сварливого офицера и несколько дворян, прибывших на своих лошадях. Как им сообщили, мсье Жан-Франсуа, сын графа, уехал еще до. рассвета, и теперь солдаты и небольшой отряд добровольцев сбились толпой у дверей в ожидании приказа. Граф де Моранжьяс, который чуть ранее присоединился к этим людям, рассказал им, что произошло ночью на склонах Муше, когда выпал первый снег. Стадо коз нашли накануне неподалеку от дома их владельца, на границе Фулейра. Ни одно животное не пропало: ни альпийские козы, ни насмерть перепуганная собака. Но зато пропали два ребенка – брат и сестра, которые приглядывали за стадом.

Отец пропавших детей, женившийся во второй раз после того, как его первая жена умерла при родах, когда появился на свет мальчик, был забулдыгой. Он сидел у домашнего очага, не желая принимать к сведению очевидные факты, отказываясь верить в то, что произошло, и не предпринимая никаких мер. Крестьянин собрал коз и, найдя собаку, отнес ее на своих руках в дом, к самому очагу, где несчастное животное лихорадочно дрожало и, не отрывая глаз от раскаленных углей, лежало почти весь этот день. Мужчина присматривал за собакой и ждал своих детей весь день и всю ночь и только потом объявил о том, что они пропали. Люди прочесали местность в близлежащих горах в поисках детей. Безрезультатно. Кюре Пульхака перед тем, как позвать на помощь солдат, прочитал мессу.

Таким образом, начиналась новая битва, еще одна, и все надеялись, что по снегу ее вести будет легче, чем по грязи… Жан-Франсуа принял это решение еще до того, как его охватил яростный гнев, приступы которого начали появляться с пугающей регулярностью после его возвращения из Африки. Во время этих приступов он рычал и бесновался, не в силах остановиться.

– Вы пропустили совсем немного, мсье друг волков, – проговорила Марианна, показавшаяся за спиной своего отца у порога двери. Она вышла на крыльцо в широком домашнем платье, которое закрывало ее почти до ушей.

– Мы его поймаем, – заверил ее Грегуар.

Граф, посмеиваясь про себя, отошел в сторону и сделал вид, что он не почувствовал – а на самом деле только он один это и заметил – некоего лукавства в ответе шевалье…

Грегуар спрыгнул на землю. Марианна, запахнувшись в огромный воротник своего домашнего платья, который согревал ее дыхание, посмотрела ему в глаза с очаровательной опаской. Со двора доносился шум подготовительной суматохи, создавая странное впечатление от происходящего. В бледных лучах начинавшегося утра, среди морозных хлопьев снега, падающих с неба в кружащемся танце, среди мрачного дыма зажженных факелов сновали встревоженные люди… Он вынул из папки рисунок и свернул его в трубочку, чтобы защитить от падающих на скользкие ступени снежинок.