Братство охотников за книгами - [64]

Два монаха спускались по наклонным улочкам Акко, ведущим к порту. Один, длинный и сухопарый, шел, вытянув вперед шею, а второй, чуть пониже ростом, прятал голову под капюшоном. Они спешили мимо заваленных рыбой прилавков, бочек с оливковым маслом, ящиков с финиками, не обращая внимания на заигрывания и насмешки уличных девиц. Проститутки кричали: «Благословите, мой отец!» — и, дергая монахов за коричневые плащи, просились под ними спрятаться, забавляя моряков, толпившихся на берегу. Заметив какого-то приказчика из лавки, хохотавшего во все горло, первый монах сердито схватил его за рукав.

— Крещен ли ты, сын мой?

Не дожидаясь ответа, он бросил несчастного в грязную воду, в которой плавали отбросы, затем выпрямился и завопил: «Кто тут еще некрещеный?» Его спутник, опасаясь потасовки, покрепче затянул ремешок котомки. Но морские волки и наемники, обычно не выказывавшие почтения к духовным лицам, на сей раз предпочли не лезть на рожон. Воинственный настрой монаха их явно обескуражил. Этот смиренный служитель Господа умел убеждать.

Брат Мартин с достоинством продолжил путь, брат Бенуа старался поспеть за ним, чуть прихрамывая и держась за бок, словно он у него болел. Драгоценная шкатулка болталась на дне котомки и при ходьбе била по ребрам. Веревочные сандалии скользили по грязной мостовой. Пеньковая одежда больно натирала кожу. Зачем так бежать? Корабль снимется с якоря лишь через несколько часов, погрузка только началась. Прямо на земле валялись тюки с товарами. Один матрос смазывал руль, другой дремал в тени фок-мачты. Бдительный старший помощник стоял на капитанском мостике. Монахи поздоровались с ним и сунули ему в руку несколько монет, чтобы тот позаботился о них во время плавания.

Когда Мартин подтолкнул брата Бенуа на борт, тот почувствовал легкое головокружение, доски палубы качнулась, словно из-под ног вытащили ковер. Раздосадованный, он обернулся, чтобы посмотреть на твердую землю, на холмы Галилеи. Он хотел попрощаться с ними, но не успел. Все произошло так быстро: приготовления к отъезду, последние наставления. Он даже не смог привести в порядок свои мысли. Должен ли он быть признателен за честь, оказанную ему братством? За доверие раввина Цфата? А может, напротив, ему следовало сокрушаться, потому что он — жалкий горемыка, избранный, чтобы донести слова Господа сановникам и интриганам Ватикана, которых всегда презирал? В монастырском дворике перед отъездом он преклонил колени, чтобы отец Поль благословил его. Взволнованный прелат крепко обнял Бенуа и негромко произнес, чтобы не услышал Гамлиэль:

— Не забудь: ты посланник Господа. А не раввина…

Но не о Господе думал сейчас Бенуа, силясь в последний раз разглядеть очертания горных хребтов в жарком полуденном мареве. Мартин понимал это, но ничего не говорил, тоже вглядываясь в горизонт, думая о сводах собора Святого Петра и о том, как страшно будет оказаться среди кардиналов, с таким нетерпением ожидавших их прибытия. Но не об этом ли он всегда мечтал? Не о таком ли испытании?

Подошли несколько моряков, почтительно стянули головные уборы и попросили благословить на дорогу. Монахи осенили их крестом, бормоча слова благословения.

Когда матросы вернулись к работе, Мартин повернулся к приятелю и смущенно произнес:

— Мне нужно признаться, мой славный Бенуа.

Бенуа, услышав, как Мартин запинается, удивился, откинул капюшон плаща и с опаской взглянул на молодого монаха. Тот держался настороженно, словно готовясь получить удар.

— Слушаю тебя, Мартин.

— Это… Это насчет Айши.

Брат Мартин не знал, как сообщить эту новость. Оглянувшись, он убедился, что никто их не слышит.

— Она не заложница, мэтр Франсуа. Ее состояние…

Брат Мартин замолк в нерешительности. Вийон с силой сжал его руку:

— Говори же, Авиафар.

— Она ждет ребенка.

Мессир Фичино стоял, облокотившись на подоконник, и любовался мягкими красками флорентийской осени. Внизу во дворе паломники мыли ноги в фонтане. На краю колодца копошились птицы, поклевывая прогорклые хлебные крошки, просыпавшиеся из карманов двух путников. Какой-то студент, ученик Фичино, принес чистое белье и мягкие туфли. Он забрал грязные, истрепавшиеся в пути сандалии, и на лице его отразилось такое отвращение, что чужестранцы улыбнулись. Монах помоложе весело плеснул на себя прохладной водой. Его приятель держался чуть позади, боясь обрызгаться, и лишь слегка смочил пальцы. Все это время он не решался поставить на землю котомку, перевешивал ее с плеча на плечо, держа ремешок в зубах, когда хотел освободить руки. Это, разумеется, брат Бенуа, подумал Фичино, ожидавший увидеть кого-то более представительного. Посланец охотников за книгами выглядел наивным простаком, и ухмылка была глуповатой, хотя лицо казалось добрым. Впрочем, Фичино понимал, что нельзя судить о Бенуа по внешнему виду. Его предупреждали, что под простоватой внешностью скрывается большая душа и великая ученость. Во всяком случае, Фичино мог лишь искренне восхищаться мужеством человека, который возглавил столь рискованную миссию.

Молодой человек пригласил путников подкрепить силы едой и вином. Фичино в это время убрал со стола документы и рукописи, переставил кресло, стряхнул пыль с рукавов платья, словно ему предстояло принять у себя какое-нибудь знатное лицо.