Братство Майкрофта Холмса - [43]

Когда в конце концов поезд, окутанный паром, ввалился на станцию, произошла короткая всеобщая суматоха, и через несколько минут я оказался в тесно забитом купе. Все пассажиры скрылись за раскрытыми газетами. Я решил последовать общему примеру и снова погрузился в немецкие новости, а поезд между тем со скрипом и стуком спешил в Мангейм.

Когда через три часа мы прибыли туда, оказалось, что поезд на Вюрцбург, которым мне следовало воспользоваться, только что ушёл. Следуя полученным от агента мистера Викерса указаниям, я мог отправиться ближайшим поездом. Согласно расписанию он должен был отходить через сорок минут в Нюрнберг и прибыть на место назначения около полуночи. Этого города не было в полученных мною указаниях, но я счёл целесообразным несколько изменить свой маршрут, чтобы не слишком сильно опоздать в Аугсбург. Мой ограниченный, но поучительный опыт общения с Братством подсказывал, что его члены скорее закроют глаза на отклонение от предписанного маршрута, чем спустят необоснованное, по их мнению, опоздание. Поэтому уже через несколько минут я отправлял телеграмму Джеймсу: «Буду в Нюрнберге поздно ночью, завтра утром прибуду в Аугсбург. Не получил обещанных документов. Беспокоит отсутствие информации. Должен знать, как движутся дела по известному вам вопросу».

Я надеялся, что такой текст не выйдет за пределы правил, разработанных Майкрофтом Холмсом, настолько, чтобы тот не смог бы простить меня. Купив билет второго класса до Нюрнберга и ещё один от Нюрнберга до Аугсбурга на следующее утро, я принялся дожидаться поезда.

Этот короткий переезд был очень неудобным, но зато прошёл без всяких происшествий. Старые деревянные сиденья в вагоне так и норовили вогнать занозы в задницы и ладони пассажиров, а поезд помогал им в этом, непрерывно дёргаясь и вихляясь в движении на юго-восток. Высадившись в Нюрнберге, я чувствовал себя таким несчастным, словно заболел тяжёлым гриппом.

Только две гостиницы выказали готовность принять запоздалых путешественников, так что всем сошедшим с поезда приезжим пришлось выбирать между старинным закопчённым постоялым двором и новенькой таверной при столь же древней пивоварне. Там была дюжина каморок, в которых могли заночевать путники или те из посетителей, кого излишек выпитого пива лишил возможности добраться до дому. Я выбрал постоялый двор, исходя из двух соображений. Во-первых, здесь было дешевле, а во-вторых, Джеффрис обязательно должен был предпочесть старое новому. Когда я неохотно вошёл в зал, служанка тут же предложила мне комнату для ночлега и пообещала, что рано утром, до семи часов, я смогу получить горячий шоколад и пирожное.

— У вас такой ужасный ушиб на лице, — заметила она, провожая меня на второй этаж.

— Случайности путешествия, — ответил я по-немецки с сильнейшим английским акцентом. Должен признаться, что мне пришлось немало потрудиться для того, чтобы испортить свою немецкую речь.

— Оно и видно, — сказала служанка, с любопытством разглядывая меня. — Вы хотите ночевать в одиночестве?

Учитывая характер заведения, подобного предложения следовало ожидать. Постаравшись не проявить удивления, я спокойно ответил, что в другой раз наверняка предпочёл бы провести ночь в её компании, но сейчас я хочу только лечь на что-нибудь неподвижное и заснуть.

Девушка подмигнула, рассмеявшись, и распахнула передо мной дверь в комнату, в которой не было ничего, кроме единственного высокого узкого окошка, кровати, туалетного столика и умывальника. В воздухе стоял слабый, но стойкий запах солода и ячменя.

— Если вы передумаете, то знайте, что я буду на месте ещё два часа.

Я положил девушке в ладонь несколько мелких монеток (просто не смог придумать другого ответа) и закрыл дверь, не забыв задвинуть засов. Мне вовсе не хотелось, чтобы этой ночью меня беспокоили.

Но, несмотря на то, что я весь день мечтал лечь и заснуть, сон не шёл ко мне. Слишком уж много неясного накопилось у меня за последние несколько дней. Что на самом деле представляли собой те дела, в которые я вмешался по поручению Майкрофта Холмса? Когда всё начиналось, я и подумать не мог, какие опасности меня ожидают. Теперь, измученный, с натянутыми нервами, я подумал, что патрон дал мне слишком тяжёлое поручение. Соглашение или не соглашение, ворчал я про себя, но меня-то послали, как барана на бойню. Вновь пришло в голову чудесное избавление от смерти в Люксембурге, убитый мною враг, загадочная гибель второго, и по моему телу пробежала дрожь. Я попытался убедить себя, что тревоги порождены по большей части усталостью и болью в раненом боку, а не какими-то реальными обстоятельствами. В конце концов мне удалось настолько успокоиться, что я смог заснуть, и трепет, который я сдерживал, вновь отбиваясь от врагов над обрывом, врывался в мои сновидения.

Из дневника Филипа Тьерса

Впервые с того дня, как в Адмиралтействе начались неприятности, в деле забрезжил свет. М. X. полон надежды на скорое решение. Утром он вызвал тех двоих служащих Адмиралтейства, ведающих расчётами, которые всё ещё находятся под подозрением. Они должны прийти в два тридцать пополудни. Вчера у М. X. было несколько встреч, в результате которых он пришёл к убеждению, что один из двоих виновен в преступлении. Он настроен как можно скорее покончить с этим делом. «Если бы я располагал временем, то постарался бы поймать преступника с поличным, но времени у меня нет. Опасность, которой подвергается Гатри, слишком велика, чтобы я мог позволить себе развлекаться дедукцией. Поэтому я напрямик поговорю с этими двумя и внимательно присмотрюсь к ним».