Братство белой мыши. Золотой город - [27]

– Я бы даже развил эту мысль, – продолжил Леопольд, который любил подобные разговоры. – Мерой значимости являются эмоции. Поэтому настоящее разнообразие есть только там, где у людей есть разные ценности, и каждый считает свои более верными, осуждая другие. Разнообразие – в количестве границ. Они порождают сомнения и проблемы выбора.

– Чего ж хорошего, если все ругаются? – возразила Белла.

– Многополярность хоть и создают люди, не ведающие сомнений, но у остальных появляются повод для сомнений и многочисленные ситуации выбора, – продолжил философствовать Леопольд. – По-настоящему опасна же ситуация, когда в обществе царит единство ценностей, даже замаскированная под разнообразие внешних признаков. Энтропия такого общества очень низка, и оно может рассыпаться почти мгновенно.

– А как же толерантность? – спросила Белла, продолжая дразнить собеседников.

– Вот она и убивает разнообразие! – даже в мысленном разговоре чувствовалось, как Гарри скрежетал зубами. – Кстати, проходим пятый, самый бабский круг.

– Я хочу есть, – сказала Лаура.

Они пересекали, наверное, самый многолюдный и самый широкий круг Города. Жители приветливо улыбались и неторопливо прогуливались. Несмотря на эпитет, которым его наградил Гарри, мужчин было не меньше, чем женщин. Играли уличные музыканты, зазывалы приглашали посетить то или иное заведение. Золотистый купол был уже очень высоко, и нужно было очень постараться, чтобы в нем что-то разглядеть, но большинству это и не нужно. Розовые пузыри продолжали подниматься. И даже сквозь купол было видно, что небо начинает краснеть.

Гарри купил Лауре пакет с пирожками и сок. И только она откусила большой кусок – рядом упал пробегавший мальчик лет пяти. К упавшему тут же кинулись женщины и принялись его утешать.

– Если побеждает идеология бабскости, – продолжал телепатически ворчать Гарри, – то весь мир превращается в избалованного, капризного ребенка.

– Почему это? – спросила Белла, весело взглянув на Марка, как бы приглашая его в сообщники.

– Природная женская склонность оберегать детей вырастает здесь до размеров главенствующей идеологии. Стоит кому-нибудь расшибить коленку или получить по лбу, общество начинает голосить и жалеть преследуемого. Женское желание любой ценой держать ребенка в комфортных условиях, став главной идеологией, заставляет общество наделять каждого человека все большими и большими правами, по самому факту рождения. Любой каприз должен исполняться, лишь бы дитя не заплакало!

– И разве это плохо? – спросил Марк, тоже улыбнувшись Белле.

Гарри быстро посмотрел на юношу с девушкой и, поняв, что его специально дразнят, улыбнулся.

– Всех перестреляю, – уже миролюбиво добавил он.

– Право, – продолжил Леопольд, который не мог не вмешаться в дискуссию, – это то, что дается без борьбы, без работы…

– На халяву, – уточнила Лаура, которой телепатическая форма разговора позволяла участвовать в нем даже с набитым ртом.

– Права хороши, – сказал Гарри, – если позволяют не отвлекаться на мелочи от более крупных и значимых сомнений и страданий. Но, став самоцелью, оказывают медвежью услугу.

– Да, – продолжил свою лекцию Леопольд, – в обществе «бабскость плюс» каждый считает, что ему обязаны создать комфортные условия. Матери не нужны причины, чтобы оберегать своего ребенка, и такое общество оберегает всех, не вдаваясь в причины. Поэтому происходит уравнение всех и вся. Каждый теперь является той куклой-младенцем, которую нужно оберегать и от всего ограждать, потому что так запрограммировано органикой, и в этом смысле все куклы одинаковы. Борьба, как риск и неизбежная потеря чего-то для себя важного в виде платы за успех, как источник сомнений в справедливости такой цены, теряет свой смысл. Целые сообщества, города и страны делают обиженное лицо или катаются в истерике с целью привлечь «мамок» и добиться своего, и теперь уже это называется борьбой. Впрочем, мне не очень нравится термин «бабскость плюс». Я, как и некоторые другие ученые, называю это обществом потребления, либеральной идеологией или культом слабых и обиженных, в зависимости от контекста научного диспута.

Среди гуляющих Марк увидел женщин, которых они встретили на военной базе, но Виолетты среди них не было.

– А они все где-нибудь работают? – задала Белла вопрос, который крутился в голове и у Марка.

– Да, но особо не напрягаясь, – ответил Гарри. – Работяг, бизнесменов и военных отсюда в конце концов вывезли.

– Если человек сильно устает, борясь с собственной природой, зарабатывая для себя или своей семьи, – начал еще одно пространное объяснение Леопольд. – Или если он противостоит каким-то силам, или если участвует в жесткой конкурентной борьбе, или является частью производственных отношений, то такой человек живет среди реальных процессов и явлений, и он, как правило, не разделяет категоричных идеалов общества «бабскость плюс».

– Термин как термин, – заметил Гарри.

– Их присутствие мешало созданию атмосферы абсолютного единства ценностей, веры в их непоколебимость и их высшее предназначение. Поэтому этих людей постепенно переместили за купол. Там они обеспечивают жизнедеятельность Города и его этическую стерильность, если так можно выразиться, позволяя жителям оставаться верными своим иллюзиям, – закончил объяснение Леопольд.