Братец Иванушка - [4]
Всё в новинку медведю. Даже не заметил, как хозяин на берег вернулся.
Ночью пароход поднял якорь, дал прощальный гудок и вышел в открытое море. Так и уплыл Черныш в дальние края.
Кто знает, может быть, плавает он по морям и океанам до сих пор. И может быть, он уже вовсе и не медведь, а настоящий морской волк.
Случай на охоте
Не приходилось ли вам, ребята, кататься в одной лодке с бурым медведем? Уверен, что не приходилось. Впрочем, я тоже не катался. Это Феде Балею, моему товарищу по отряду, с которым мы работали на Дальнем Востоке, посчастливилось совершить такую прогулку.
Наша палатка стояла на берегу озера, окружённого лесом. Перед восходом солнца и на закате над озером с шумом проносились стаи уток.
Как только выдавалась свободная минута, кто-нибудь из нас обязательно отправлялся на охоту. Бывало, вернёшься без добычи, а досады никакой не чувствуешь — уж очень красиво и торжественно кругом.
Однажды мы готовили ужин, а Федя Балей решил поохотиться на уток: взял ружьё, свистнул Пузьку, резвую смышлёную собачонку, и поплыл на маленькой лодочке по озеру. Лодка скользила по воде бесшумно, не нарушая тишину ни постукиванием уключин, ни плеском вёсел. А в это время на берегу озера сидел большой бурый медведь и, опустив лапу в воду, ловил рыбу. Он был так сосредоточен, подкарауливая добычу, что не услышал приближения лодки. Ведь все настоящие рыбаки — народ серьёзный, на пустяки внимания не обращают.
А Федя плыл и плыл себе, не подозревая о предстоящей встрече. Пузька сидела на носу лодки, вечер был тихий, тёплый, и очень вероятно, что собачонка размечталась, задумалась о своих собачьих делах, а может быть, просто задремала. Что бы там ни было, только не учуяла Пузька мишку.
Вылетела лодка из-за мыска и чуть медведю лапу не прищемила. От неожиданности вскочил зверь на задние лапы, заревел и, не соображая, что делает, прыгнул в лодку. Пузька с визгом бросилась в воду, Федя от страха выронил вёсла, лодка задрала нос и перевернулась, и все оказались в воде.
Первой на берег выбралась собака и, не разбирая дороги, помчалась, к лагерю, повизгивая от испуга. За нею вылез медведь и, ворча сердито под нос, скрылся в чаще. А Федя ещё долго барахтался в озере, нырял за ружьём, переворачивал лодку и вычерпывал из неё воду. Вернувшись в лагерь, он поведал нам о своём приключении и закончил рассказ жалобой на косолапого.
— Всю охоту испортил…
Интересно, что сказал бы по этому поводу медведь?
Лемминги
Занимались мы изучением рыб в северных реках. Стояло лето, мы жили в брезентовой палатке, но одевались тепло: в Арктике даже летом погода холодная. На ночь приходилось залезать в спальные мешки, утеплённые мехом. В моём отряде, кроме меня, работали четыре рыбака. Все они носили фамилию Малыгиных, хотя и не являлись родственниками. Все четверо — молодец к молодцу: смелые, предприимчивые и всё умели делать: рыбу ловить и парусом управлять, и избу построить, и хлеб испечь, и одежду сшить. Они были поморы из села на реке Мезени, впадающей в Белое море. С Мезени весь народ такой дельный.
Иначе и нельзя — пропадёшь в этих суровых краях, если не будешь мастером на все руки.
Прожили мы на одном месте недели три, и пришло время перебираться к верховью реки. Сняли палатку и стали грузиться в лодку. Среди всякого добра был у нас в запасе мешок с рисом. Ели мы пшённую и гречневую кашу, а рис берегли, чтобы полакомиться в последние дни работы. Пришла очередь нести в лодку и наш заветный мешок. Подняли брезент и ахнули от удивления — рис исчез! Остался пустой мешок.
— Приятного аппетита! — уныло пошутил я. А сам никак не мог понять, куда мог деться мешок риса. Значит, кто-то стащил. Но кто? В милицию не позвонишь, когда вокруг тундра, в которой деревце трудно обнаружить, а телефонные будки вообще не встречаются.
— Лемминги, — мрачно сказал один из Малыгиных и показал на маленькие дырочки в мешке.
— Они, — подтвердил второй.
В тот год в тундре было видимо-невидимо полярных мышей — леммингов. Это очень приятные зверьки — туловище плотное, короткое, хвостик очень маленький, и его не видно в пушистой рыжевато-серой шёрстке. Это они и перетаскали во рту в свои норы целый мешок риса. На всю зиму запаслись. А нам на новом месте снова пришлось есть пшённую и гречневую кашу.
— И как это не уберегли рис? — сокрушались Малыгины.
А я улыбался. Малыгины с удивлением смотрели на меня, но ни о чём не спрашивали. А если бы спросили, не знаю, что ответил бы им.
Ведь я представлял, как лемминги в своих норках, сняв тёплые шубы, по вечерам варят себе на ужин вкусную рисовую кашу.
Ценная находка
— Мы старые пираты, нам всё нипочём! — любил повторять Климыч, начальник экспедиционного отряда, в котором мне довелось работать на северном побережье Аральского моря.
Вообще-то нашего начальника звали Николаем Климовичем, но, посудите сами, что за пират с таким именем, потому и нарекли его Климычем — всё немного посердитей…
Однажды наш отряд в составе трёх человек остановился в рыболовецком колхозе на берегу залива Сары-Чаганак, и здесь заинтересовал нас рассказ старого казаха-рыбака о том, что он знает место, где из крутого берега моря выступают огромные кости. Казах был почтенным в колхозе человеком, аксакалом, как принято называть таких людей у казахов, и заподозрить старика в выдумке мы не имели права.
