Брат Томас - [89]

Теперь я разглядел под капюшоном не пустоту, а некое грубое подобие лица брата Джона, угловатое там, где были округлости, лицо смерти, каким представляет его ребенок. Юный гений, который находился в этом мире и боялся его, но не мог привнести в него порядок.

Дыхание Смерти пахло машиной, дымящейся медью, раскаленной сталью.

Она швырнула меня над одним из кресел, словно тряпичную куклу. Я стукнулся о холодную изогнутую стену, вскочил, едва мои ноги коснулись пола.

Следом полетело кресло, я увернулся, стена загудела от удара, словно стеклянный колокол. Кресло осталось там, где упало, я же продолжил движение. И Смерть опять надвинулась на меня.

* * *

В окне бронзовые перемычки трещат, но не поддаются. Пронзительные звуки, которые издает костяное чудище, от раздражения становятся все громче.

— Эта тварь нас не боится, — заявляет брат Максуэлл.

— Испугается до того, как мы с нею покончим, — заверяет его брат Костяшки.

Костяной калейдоскоп отращивает щупальце, которое лезет в одну из дыр, вытягивается на пять футов.

Братья в удивлении отступают.

Щупальце ломается, или материнская масса отделяет его, падает на пол. Мгновенно трансформируется, приобретает форму большого чудовища.

С клешнями, колючками, крюками, размером с пылесос, двигается оно быстро, как таракан, но и брат Костяшки знает свое дело.

Замахивается, как заправский бэттер, и после его молодецкого удара кости летят во все стороны. А Костяшки подступает к маленькому чудищу, которое уже пятится назад, и вторым ударом окончательно разносит его вдребезги.

Через окно лезет второе щупальце, и, как только оно отделяется, брат Максуэлл кричит брату Флет-черу:

— Уводи отсюда Джейкоба!

Брат Флетчер, который, будучи саксофонистом, в далеком прошлом попадал в опасные переделки, знает, как нужно себя вести, если зрители вдруг открывают пальбу, и выводит Джейкоба из комнаты еще до того, как затихает крик Максуэлла. Уже в коридоре слышит предупреждение брата Грегори: что-то находится в лифтовой шахте и пытается добраться до них через крышу заблокированной на втором этаже кабины.

* * *

Когда Смерть второй раз бросилась на меня, Родион Романович бросился на Смерть с бесстрашием прирожденного могильщика и открыл огонь из «дезерт игл».

Он обещал невероятный грохот, и так оно и вышло. Мне показалось, что в подземной гостиной стреляют не из пистолета, а из артиллерийского орудия.

Я не считал выстрелы Романовича, но Смерть рассыпалась на геометрические фрагменты, как это было и в момент прыжка с колокольни.

Только на этот раз фрагменты не исчезли, наоборот, они вновь собрались воедино, и Смерть возродилась.

Когда она повернулась к Романовичу, тот уже вытащил из пистолета пустую обойму и лихорадочно доставал запасную из кармана брюк.

Джон, более не брат, а самодовольный ребенок, стоял, закрыв глаза, вновь мыслью возвращая Смерть в реальный мир, а когда открыл их, они уже не принадлежали человеку.

* * *

Брат Максуэлл угощает второго незваного гостя ударом бейсбольной биты, потом Костяшки вновь бьет первого, который слепляется воедино из осколков, слепляется очень даже быстро.

Третье щупальце превращается в еще одно маленькое чудище, Максуэлл разносит и его, но первое, уничтоженное им, успевает слепиться вновь, нападает на него и вгоняет две костяные спицы в грудь.

Брат Костяшки, обернувшись, видит, к своему ужасу, как спицы эти протыкают Максуэлла и его брат начинает трансформироваться, превращается в калейдоскоп костей и шарниров, которые вылезают из комбинезона, срывают его с себя, словно кокон.

Выскочив из комнаты, Костяшки с грохотом захлопывает за собой дверь и, привалившись к ней, зовет на помощь.

Такое развитие событий предполагалось, потому что подбегают два брата, приносят цепь, петлей накидывают ее на ручку двери, потом привязывают цепь к ручке другой двери, с тем чтобы каждая из дверей удерживала другую.

Шум в лифтовой шахте нарастает, стены дрожат. Кто-то молотит по крыше кабины, тросы скрипят, с трудом выдерживая нагрузку.

Джейкоб в самом безопасном месте, между сестрой Анжелой и сестрой Мириам, а к ним поостережется подходить и сам дьявол.

* * *

Возродившись вновь, Смерть не обращает внимания на меня и направляется к русскому, но тот оказался проворнее костлявой. Загнав вторую обойму в рукоятку «дезерт игл», Романович поднял пистолет и дважды выстрелил в человека, которым я когда-то восхищался.

Пули калибра ноль пятьдесят дюйма сшибли Джона Хайнмана с ног. Упав на пол, он не поднялся. Не мог восстановить себя силой мысли, поскольку, во что бы ни верила темная часть его сознания, Джон Хайнман не был собственным творением.

Смерть добралась до Романовича, положила руку ему на плечо, но не напала на него. Фантом смотрел на Хайнмана, словно громом пораженный, не мог поверить, что его бог умирает, как простой смертный.

На этот раз Смерть развалилась на груду кубиков, которые тут же принялись дробиться, становясь все мельче и мельче, пока не исчезли, разложившись сначала на молекулы, потом — на атомы.

Глава 54

К одиннадцати вечера, когда буран начал стихать, в монастырь пробился авангард коллег Романовича из Агентства национальной безопасности на мощных гусеничных вездеходах.