Брат Томас - [26]
В главном внутреннем дворе ветер бился о высокие стены, швырялся снегом, который падал с неба, поднимал с пола выпавший ранее, забрасывал в галереи через зазоры между колоннами. Мы же спешили к двери кухни в южном крыле.
Небо низко-низко нависло над аббатством Святого Варфоломея, напоминая потолок, с которого сыплется белая штукатурка-снег.
Глава 12
Брат Костяшки и я действительно обыскали все кладовые, но, само собой, не нашли никаких следов брата Тимоти.
Элвиса привлекла полка с банками арахисового масла. Возможно, он вспомнил, что при жизни основу его диеты составляли сэндвичи с сушеными бананами и этим самым маслом.
Какое-то время помощники шерифа и монахи обследовали коридоры, трапезную, кухню, прилегающие помещения. Потом все успокоилось, только ветер шуршал снегом по оконным стеклам, а поиски брата Тимоти переместились в другие части аббатства.
После того как закончился обыск библиотеки, я ушел туда, чтобы тревожиться и отсиживаться до отъезда копов.
Элвис пошел со мной, а Костяшки остался в кладовой, проверить, что нужно докупить, а потом пойти к мессе. Исчезновение брата Тимоти нас всех опечалило, но жизнь-то продолжалась.
По твердому убеждению братьев, когда придет День и время истечет, уйти, занимаясь честной работой, так же хорошо, как уйти во время молитвы.
В библиотеке Элвис бродил между стеллажами, иногда останавливался, всматривался в фамилии авторов и названия на корешках.
Периодически он читал книги. Когда только обрел славу, заказывал по двадцать книг в книжном магазине Мемфиса.
В библиотеке аббатства шестьдесят тысяч томов. Монахи, особенно бенедектинцы, всегда стремились сохранять знание.
Многие монастыри Старого Света строились, как крепости, на вершинах высоких холмов, с одним-единственным подходом, который легко блокировался. Знания двух тысячелетий, в том числе великие работы древних греков и римлян, сохранились усилиями монахов, когда набеги варваров (готов, гуннов, вандалов) раз за разом уничтожали западную цивилизацию, и дважды, когда исламские армии едва не захватили Европу.
Цивилизация (говорит мой друг Оззи Бун) существует только потому, что в мире все-таки есть два вида людей: первые могут строить с мастерком в одной руке и мечом в другой, а вторые знают, что в начале было Слово, и готовы рискнуть жизнью, чтобы сохранить все книги ради истин, которые могут в них содержаться.
Думаю, он бы мог отметить и поваров. Чтобы строить, сражаться, рисковать жизнью ради хорошей идеи, нужно быть сильным духом. И ничто так не поддерживает дух, как отменно приготовленная яичница с ветчиной.
Я тоже нервно кружил по проходам между стеллажами, пока, обогнув очередной угол, не столкнулся лицом к лицу с Родионом Романовичем, русским, которого недавно видел во сне.
Я никогда не утверждал, что мне свойственна выдержка Джеймса Бонда, вот мне и не стыдно признать, что я отпрянул и воскликнул: «Сукин сын!»
Бородатый, хмурый донельзя, с бровями, сошедшимися у переносицы, русский спросил с легким акцентом: «Что с вами?»
— Вы меня напугали.
— Я не пугал.
— Ну, я почувствовал испуг.
— Вы сами испугались.
— Извините, сэр.
— За что вы извиняетесь?
— За мой язык.
— Я говорю на английском.
— Вы — да, и говорите хорошо. Лучше, чем я говорю на русском, это точно.
— Вы говорите на русском?
— Нет, сэр. Ни единого слова.
— Вы необычный молодой человек.
— Да, сэр, я знаю.
В свои, наверное, пятьдесят Романович не выглядел стариком, но жизненные трудности отразились на его лице. Сеточка маленьких белых шрамов на лбу, глубокие морщины, отходящие от уголков рта, напоминающие старые раны, полученные в бою на мечах.
— Я извинился за произнесенное мною ругательство, — уточнил я.
— Но с чего мне вас пугать?
Я пожал плечами.
— Просто не знал, что вы здесь.
— Я тоже не знал, — указал он, — но вы меня не напугали.
— Мне пугать нечем.
— Нечем?
— Я хочу сказать, внешность у меня не пугающая. Я безобидный.
— А у меня внешность пугающая? — спросил он.
— Нет, сэр. В общем-то, нет. Нет. Импозантная.
— Я — импозантный?
— Да, сэр. Более чем.
— А вы, значит, безобидный?
— Да, сэр.
— Мне вы таковым не кажетесь.
— Все дело в лыжных ботинках, сэр. Любой, кто их надевает, выглядит так, будто хочет дать другому пинка.
— Вы выглядите понятным, открытым, где-то даже простаком.
— Спасибо, сэр.
— Но на самом деле вы замкнутый, закрытый от всех, даже загадочный.
— Вы видите во мне то, чего нет, — заверил я его. — Я всего лишь повар блюд быстрого приготовления.
— Да, в это очень легко поверить, если попробовать ваши удивительные оладьи. А я — библиотекарь из Индианаполиса.
Я указал на книгу, которую он держал в руке так, чтобы я не мог прочитать название на титуле.
— И о чем вы решили почитать?
— О ядах и самых знаменитых отравителях в истории человечества.
— Вроде бы таких книг в библиотеке аббатства быть не должно.
— Это важный аспект истории церкви, — возразил Романович. — Из столетия в столетие церковников отравляли правители и политики. Катерина Медичи отравила кардинала Лоррейна деньгами, смоченными ядом. Токсическое вещество через кожу попало в кровь, и он умер через пять минут.
