Брат на брата - [40]
Но планы, каких козней он ни строил, все выходили неудачны.
Надобно было так устроить, чтобы исподволь и незаметно: чтобы и князю невдомек, что со зла говорит, да чтобы и племянник не узнал.
Лучшим средством, в конце концов, ему показалось действовать через других.
Он повел игру осторожно.
То с тем, то с другим посмеется над племяшом:
— А пустая еще у него голова! Какой он княжий советник. Ему бы голубей гонять.
А этот — «тот или другой» — уж в свою очередь постарается разнести:
— Вот что сам дядя родной говорит…
А после, может быть, и до князя дойдет.
Олег, может быть, только поморщится.
Но ведь поморщится раз, поморщится два, а там и покосей взглянет на Андрея Алексеевича.
Быть может, в княжей голове даже мелькнет:
«Ив самом деле, какой он советчик».
Пускал дядюшка в ход и другое средство.
Нет-нет, да кому-нибудь и шепнет про племяша скверную небылицу и сам же тут прибавит:
— Мне не верится… Да и ведь душа болит: родной племянник, своя кровь. Да как не поверить? Человек сказывал верный.
И пойдет кружить сплетня.
И вновь поморщится старый Олег.
А юноша в простоте сердечной ничего не подозревал. Продолжал думать, что вокруг него все добрые, славные.
Он не замечал даже того, что князь с ним становится холодней.
Тем тяжелей ему было, когда грянул гром с безоблачного неба.
Конечно, безоблачным оно только ему казалось.
XVII. Верный раб
1380 год застал Андрея Алексеевича все там же, в Рязани, и все в прежнем положении якобы княжего любимца.
Протекшие со времени его приезда годы наложили на него свой след: он развился и физически, и умственно. Теперь он глядел богатырем-мужчиной с умным и приветливым взглядом.
Но душевные качества его не изменились: он все так же был незлобив и доверчив.
Зато и дядя с приспешниками не изменили себе: они сплели вокруг молодого Кореева целую сеть интриг, которой не замечал только сам Андрей Алексеевич.
Он даже думал, что князь Олег по-прежнему расположен к нему. Правда, старый князь выказывал ему некоторые внешние признаки внимания, но сердцем уже сильно остыл к нему. Подвиг, совершенный Андреем, с течением времени словно потускнел.
В уме князя даже являлись соображения такого рода:
— Что ж особенного сделал он? По башке медведя бердышем хватил. Не он бы, так другой кто-нибудь сие свершил бы: нешто дали бы зверю сломать меня?
Князь почти жалел, что так приблизил к себе Кореева.
— Человек он московский… Может, тут у меня соглядатничает… Надо б его верность попробовать…
Проба пришла само собою, неожиданно и для Олега, и для молодого Кореева, и разом перевернула все.
Однажды Андрей Алексеевич застал князя чрезвычайно веселым, смеющимся.
С Олегом сидел Епифан Степанович, находившийся тоже в прекраснейшем расположении духа.
Андрей Алексеевич с некоторым удивлением посмотрел на престарелого князя, которого редко видел не то что смеющимся, но даже улыбающимся. Обыкновенно он бывал серьезен, почти угрюм.
Заметив взгляд юного Кореева, князь спросил:
— Что смотришь? Что я больно весел? Еще бы, братику, когда великий — от князь-то твой московский, умник-то-ра- зумник, у нас вот где.
Он указал на сжатый кулак.
— В кулачок зажат! — . в тон Олегу сказал старый Ко- реев.
Молодой человек только пожал плечами в недоумении.
— Не понимаешь? — с усмешкой спросил Олег, — так я тебе скажу: на Русь идет хан Мамай с великою силой.
— Боже мой! — воскликнул Андрей Алексеевич.
— Подожди. А с другой стороны идет Ягайло тоже с силой немалой…
— Мало одной беды.
— А с третьей — хе-хе! — я на Димитрия — свет Иваныча нападу.
Молодой Кореев не верил ушам.
— Ты?!
— А конечно же я. Буде прикидываться-то мне. Надо правду молвить: московский князь мой ворог старинный. Я смирился, да молчал до поры до времени. Он меня, чай, другом считает. А мне Рязань дороже его дружества. Хан Мамай обещал, как завоюет, всю Русь отдать мне с Ягайлом. Мы поделим… Татары уж у Дона… Ягайло уж перешел рубеж… О сем я сам — хе-хе! — известил Димитрия: «Идет, дескать, Мамай на тебя и на меня и Ягайло тоже, но еще рука наша крепка — справимся!». Пусть догадается, что я ему ворог. До последнего не надобно ему сего знать. Как литовцы подойдут поближе, тогда иной будет сказ.
Андрей Алексеевич слушал князя в каком-то остолбенении.
Дядя смотрел на него и язвительно улыбался: он предвидел, что теперь племяннику «карачун».
Наконец молодой человек вымолвил побледневшими устами:
— Стало быть, ты вместе с неверными будешь бить христиан православных?
— Что ж, коли это на пользу Рязани, — пожав плечами, ответил князь.
— А греха-то не боишься? — пылко воскликнул Андрей Алексеевич. — Побойся Бога, стар человек!
— Молоденек учить меня, — угрюмо отозвался князь.
— Да, да… Где уж тебя учить. Прощай, княже! Я сейчас уезжаю.
— Еще как-то тебя пущу.
— Я вольный человек, тебе креста не целовал.
— Это все равно. Пустить тебя, чтобы ты пошел Димитрия обо мне оповещать. Ловок! Нет, братику, пока все не кончится, останешься ты у меня.
— Не останусь.
— Будто?
Олег сделал знак Епифану Степановичу.
Тот быстро вышел и вскоре вернулся с двумя дюжими молодцами с копьями в руках.
— Возьмите-ка этого паренька. Ты, Епифан, устрой его как следует.
Романы Н. Алексеева «Лжецаревич» и В. Тумасова «Лихолетье» посвящены одному из поворотных этапов отечественной истории — Смутному времени. Центральной фигурой произведений является Лжедмитрий I, загадочная и трагическая личность XVII века.
Исторический роман о крымских набегах на Московию во времена Иоанна Грозного.
Сын опального боярина по несчастной случайности попал в Венецию и вырос вдали от дома. Но зов родины превозмог заморские соблазны, и Марк вернулся в Московию, чтоб быть свидетелем последних дней Иоанна Грозного, воцарения Феодора, смерти Димитрия…
Николай Николаевич Алексеев (1871–1905) — писатель, выходец из дворян Петербургской губернии; сын штабс-капитана. Окончил петербургскую Введенскую гимназию. Учился на юридическом факультете Петербургского университета. Всю жизнь бедствовал, периодически зарабатывая репетиторством и литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством. В 1896 г. в газете «Биржевые ведомости» опубликовал первую повесть «Среди бед и напастей». В дальнейшем печатался в журналах «Живописное обозрение», «Беседа», «Исторический вестник», «Новый мир», «Русский паломник».
Алексеев Николай Николаевич (1871-1905), прозаик.Из дворян Петербургской губернии, сын штабс-капитана. Всю жизнь бедствовал, занимался репетиторством, зарабатывал литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством.Его исторические рассказы, очерки, повести, романы печатались во многих журналах («Беседа», «Новый мир», «Живописное обозрение» и др.), выходили отдельными изданиями и были очень популярны.Освещение событий разных периодов русской истории сочетается в его произведениях с мелодраматическими сюжетными линиями, с любовной интригой, с бушующими страстями.…
В романе «Лжецаревич» рассказывается об одном из самых трагических периодов русской истории — Смутном времени и о самой загадочной фигуре той эпохи — Лжедмитрии I.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.