Брат и сестра - [7]

Зоя слушала его с трудом. Разве она могла забыть про обед? Мать придет с работы уставшая, проголодавшаяся, а обед еще только в проекте. Даже звонки проходивших мимо школы трамваев она воспринимала сейчас тоже как напоминание, точно вожатый дергал Зою за рукав: «Скорее беги домой, а то опоздаешь! Скорее беги, а то опоздаешь!»

А Язев входил во вкус все больше и больше. Порой он прикладывал указательный палец к далеко выступающему вперед подбородку своего худощавого, узкого лица и надолго задумывался, умолкал или же что-то тихо говорил про себя. И это спокойствие, любовное обдумывание плана работы по созданию сада на пустыре постепенно передались и Зое, она тоже начала успокаиваться.

В детстве Иван Алексеевич болел костным туберкулезом. Опасались, как бы не начал расти горб. Болезнь удалось приостановить, но у него на всю жизнь одно плечо осталось выше другого; манеру держать голову он тоже сохранял напряженную, как бывает у людей с искривленным позвоночником: ходил слишком выпрямившись и как бы даже откинувшись слегка назад. Он много времени проводил на открытом воздухе, но нездоровый, желтоватый цвет лица оставался у него всегда — и зимой и летом. Однако болезненное и даже некрасивое лицо Ивана Алексеевича делали прекрасным его удивительные глаза, вдумчивые, проницательные, казалось, никогда не мигающие, большие и очень темные, так что невозможно было в них различить даже зрачков.

Теперь он стоял, совершенно забыв о том, что перед ним голый пустырь, захламленный строительным мусором, и, медленно опуская свою большую, тяжелую голову то к одному плечу, то к другому, рассказывал Зое о том, какой здесь будет сад, словно деревья, которые еще только предстояло посадить, уже стоят перед ним в полном цвету.

Иван Алексеевич принадлежал к числу самых уважаемых преподавателей в школе; ребята любили его, но как заместителя директора побаивались. Стоять навытяжку перед самим директором, когда ты в чем-нибудь провинился, куда было легче, нежели, усевшись на вежливо предложенный тебе Иваном Алексеевичем стул, корчиться от мучительного стыда, не зная, куда девать глаза, под проницательным взглядом Ивана Алексеевича, которому известно наперед все, что ты придумаешь в свое оправдание. Директор «протирал с песочком», но пересыпал свою проборку хоть и язвительным, однако явно дружелюбным подтруниванием.

Совсем иное дело оказаться с глазу на глаз с Иваном Алексеевичем.

Иван Алексеевич был совестью школы, абсолютным авторитетом и для педагогов и для тех, кто сидел за партой. Страшно потерять уважение этого человека.

Порою Язев бывал суровым, но ребята давно уже поняли, какой это прекрасный человек, глубоко правдивый и безукоризненно справедливый. Ребята ревнивы. Если учитель их любит, они требуют, чтобы он отдавал им себя всего. Это Язев и делал. Никаких привязанностей и страстей, кроме школы, у него не существовало, ибо и сама страстная его любовь к природе тоже была совершенно неотделима от ребят, от тех, кому он стремился привить это чувство.

Объясняя Зое план разбивки сада, Язев в то же время обращался к ней и за советами. Он спросил ее, как она находит лучше: посадить ли вдоль ограды, со стороны трамвайных путей, сирень или же устроить здесь заслон от уличной пыли — посеять дальневосточную коноплю, за одно лето поднимающуюся выше человеческого роста?

Решили сеять коноплю.

— Но это вопрос будущего, — сказал Язев, — а пока что надо убрать всю эту дрянь. — Язев показал рукою на кучи битого кирпича, перемешанного с щепой и стружками, на рассыпавшиеся деревянные клепки бочек из-под цемента, на расщепленные балки, ржавые полосы железа и прочий строительный мусор. — Когда очистите все вплоть до самой ограды, — начинайте копать ямы для посадки лип! Весна не ждет!

Язев показал, на каком расстоянии от ограды надо копать ямы, глубину ям, диаметр и какие оставлять между ними промежутки. Объяснив все, что требовалось от ребят, Язев вдруг улыбнулся, заглянув Зое в глаза, как улыбнулся бы своей дочери, и на его добром лице обнаружилось великое множество крошечных морщинок, которые до этой минуты совершенно не давали о себе знать, даже при ярком солнце. Он спросил:

— Успеете ли за один раз? Задание не пустяковое. Спасибо, если выроете двенадцать ям. Но честь вам и слава, если посадите хоть одно деревце!

— Само собой разумеется, посадим, — сказала Зоя, встряхнув головой, — И даже успеем посадить не одну, а все липы!

— Ого! — удивился Язев и нахмурился так, что его глаза ушли далеко в тень под брови. Помолчав, он спросил Зою: — А думала ли ты когда-нибудь, Космодемьянская, о том, что существует все-таки разница между уверенностью в своих силах и самоуверенностью? Советую тебе, когда ты придешь домой и приготовишь все, что вам задано на завтра, советую тебе подумать как следует о том, что я тебе сказал.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Космодемьянские жили по Старопетровскому проезду, не более как в километре от школы.

Эта далекая окраина Москвы вдруг сразу стала близкой, как только было построено метро. Зое исполнилось одиннадцать лет, когда под землей прошел первый поезд до станции «Сокол». Трамвайная линия, проложенная по Новоподмосковной улице, на которой стоит школа, связала последнюю станцию метро с Тимирязевской сельскохозяйственной академией. После этого весь район вокруг деревни Старое Коптево начал быстро застраиваться.