Брат и сестра - [19]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Крутая деревянная лестница с шестнадцатью скрипучими ступеньками всегда казалась Зое слишком длинной. Чтобы не было так скучно подниматься по ней и спускаться по нескольку раз в день, Зоя обычно закрывала глаза и ставила перед собой задачу: пройти лестницу «наизусть» с обязательным условием — не считать ступенек. Прислушиваясь к своему внутреннему ритму и вспоминая с давних пор заученное расстояние, Зоя в большинстве случаев безошибочно угадывала последнюю ступеньку. Так сделала она и сейчас, хоть и торопилась в школу; она даже усложнила себе задание: спустилась с закрытыми глазами не только по лестнице, но прошла «наизусть» и нижние сени, а также тамбур выходных дверей, сошла по шести ступенькам наружного крыльца на землю и здесь, одновременно втягивая всей грудью воздух, удивительно свежий и пахнущий сырой землей, она широко открыла глаза и чуть не ахнула. На западе, левее Тимирязевского парка, на совершенно чистом небе стояла луна (и все, что было на небе, удваивалось такой же картиной на земле — отражалось в разлившейся между огородами по луговине весенней воде), стояла луна, освещенная только лишь по самому краешку давно уже ушедшим за горизонт солнцем, — светил только что народившийся месяц, такой еще тоненький, что его свет не мешал видеть все остальное тело луны, находившееся от солнца в тени и сейчас имевшее такую окраску, как будто Зоя смотрела на эту часть луны через закопченное стекло. А в одну линию с месяцем, создавая впечатление астрономической шарады, пристроились две одинаковые звездочки. Зоя сразу угадала: Кастор и Поллукс — близнецы.

По Старопетровскому проезду стояло совсем мало фонарей, а дом № 7 попадал как раз в интервал между ними — ничто сейчас не мешало видеть небо со всей его глубиной и загадками. Ночная весенняя свежесть, это небо и отдаленный трудовой гул огромного города вызвали у Зои радостное возбуждение, ощущение большой внутренней силы и веры в то, что ей по плечу будет совершить очень многое.

Зоя рванулась с места и почти побежала.

До школы от дома можно было идти налево по тропинке, проложенной между новыми домами, — их построили для рабочих стекольного завода. Обычно Зоя так и ходила. Но сейчас она пошла направо. Так тоже попадешь в школу, через Новоподмосковную улицу, и этот путь всего лишь минут на пять займет больше времени. Зоя выбрала его сейчас в надежде на то, что ее лучшая подруга, Ира Лесняк, жившая рядом, выйдет проводить ее до самой школы, а по дороге, при желании, можно успеть поговорить об очень многом.

Маленький домик — четыре окна по фасаду, — где жил со своей семьей бухгалтер одного из отделений Энергосбыта, Сергей Сергеевич Лесняк, стоял среди огорода, метрах в семидесяти от коммунального дома № 7. Между двумя земельными участками не было даже забора — их отделяла просто одна из осушительных канавок, которую Зоя или же Ирина, если очень спешили одна к другой, перелетали, что называется, одним махом.

Ни Ирина, ни Зоя не помнили, когда они познакомились. Это произошло где-то вот здесь, среди огородных грядок, канав, пустырей и козьих лужаек, во время детских игр.

Ира и Зоя учились в разных школах, но школы их стояли на одной и той же улице — рядом, и дорога по утрам среди неогороженных корпусов новостроек у девочек была одна и та же. То Зоя забегала, чтобы вместе идти в школу, то опережала ее Ирина, заходила за ней первая, — и в зависимости от этого они шли из дома направо или налево.

Но разве за какие-нибудь десять минут до начала занятий успеешь переговорить обо всем, о чем хочется, — нет, это не могло насытить Ирину и Зою на целый день, и они тянулись друг к другу и по вечерам. Чаще всего беседовали под открытым небом, даже зимой. Они не любили, чтобы их слушал кто-нибудь третий, и никакой мороз не мог помешать их прогулкам. Иногда перед ужином они вместе шли к стандартным домам, где в маленькой будочке кубовщица отпускала кипяток для жителей всего квартала.

Зоя легко доставала рукой прямо с улицы до низенького окна в комнате Ирины и — «тук-тук» — два раза ударяла кончиками своих длинных, тонких пальцев по стеклу, матовому от наросшего на него изнутри морозного инея. Ирина хорошо изучила этот звук и хоть ничего не видела через ослепленное инеем окно, никакая сила не могла удержать ее в доме, как только раздавалось это «тук-тук»; застегивая на ходу пальто, она появлялась на пороге с темно-зеленым эмалированным чайником и, еще не успев даже закрыть за собой дверь, начинала говорить, говорить, всегда первая, как будто бы перед этим они не встречались целый месяц, а на самом деле еще накануне до тех пор провожали друг друга, пока в чайниках не остыл кипяток и пришлось им обеим идти за ним снова.

Не было такого случая, чтобы, выйдя на улицу, Ирина и Зоя гуляли спокойно. Шура часто подтрунивал над ними, утверждая, что вся их дружба основана на возможности получить удовольствие от нескончаемого спора.

Они спорили решительно обо всем: о прочитанных книгах, о последней кинокартине или пьесе, которую только что видели в театре, о художниках, после экскурсии в Третьяковскую галерею, о том, что обе вычитали из газет. Спорили, не соглашаясь друг с другом в оценке того или иного педагога, спорили о характерах школьных товарищей.