Брат берсерка - [19]

   Вороны,тяжело хлопнув крыльями, взлетели с камина – и опустились ему на плечи. Король Готфрид повернулся, посмотрел на Кримгильду, забившуюся в угол возле камина. Улыбнулся.

   Та в ответ почему-то заскулила. Стражники удивлено покосились на женщину. С самого начала было ясно, зачем король велел доставить в Вайленсхофф прекрасную жену мятежного оф Дитца. Чтобы согрела старческое тело. И в королевские покои она вошла с прямой спиной, не проронив даже слезинки…

   Так чего сейчас хныкать?

   – Идите, - тихо бросил король Готфрид, не глядя на стражңиков.

   Кримгильда, замолчав, проводила воинов безумным взглядом – таким, какой бывает у приговоренных к смерти.

   Готфрид, в теле которого уже жил другой, повел плечом. Вороны, сидевшие на плечах,тут же перелетели на стол. Король шагнул к ним, на ходу снимая ожерелье. Снова намотал его на шею одной из птиц.

   Черные вороны взметнулись – и двумя тенями вылетели в окно.

   Готфрид подошел к проему, откуда со свистом задувал в королевский покой зимний ветер, выстуживая и унося тепло камина. Замер там, глядя в темноту, под покровом которой лежала долина реки Люнсве.

   Хорошо, что Вайленсхофф расположен слишком далеко от морсқих берегов, подумал тот, кто обживал сейчас тело Готфрида. Здесь Ёрмунгард не сможет почуять его присутствия. Конечно, остается ещё Локи. Знать бы, где сейчас мотается родитель подлостей и отец коварства…

   Кораблями отродье Змея не победить. Ёрмунгард перетопит их ради сына. Но корабли его на время отвлекут. Это тоже неплохо. Весной можно будет выпускать посудины Готфрида по одной, по две в сторону Нартвегра – и пусть Змей топит их, думая, что так помогает своему сыну.

   Однако нужно пpидумать что-то ещё. Здесь остался Мьельнир и рукавица Тора. Их надо вернуть – иначе кто будет бояться обитателей Асгарда? Что тогда останется oт могущества и величья Тора Одинсона? Только пояс Мегингъёрд…

   Мы сыграем с Локи в тавлеи, решил новый хозяин королевского тела. И посмотрим, кто выиграет.

   Он закрыл ставни, обернулся к женщине. Та снова заскулила.

   Чует, что её ждет, подумал Один. Но это случится не сразу. Сначала ему надо войти в полную силу. Только потом он сможет принимать душу и чужую боль, подкрепляя себя. Потому что он единственный из богов, кто не может насытиться обычной едой…

   – Сюда, - глуховато сказал Один и показал на стол. – Ложись.

   Бабенка выглядела сочной. Нет ничего лучше для закрепления вселения, чем позабавиться сразу после этого с мягкой женской плотью…

   Кримгильда, пошатнувшись, замолчала. Медленно поднялась с колен.

   Король Готфрид стал другим с того момента, как застегнул на себė ожерелье. Цвет его глаз не изменился, но теперь от их взгляда в теле плескался животный ужас. Такой, что на коже выступал ледяной пот. И внутренности скручивало судорогой.

   Словно сама смерть на неё смотрела. Или что-то похуже смерти.

   Она вошла в эти покои, зная, что станет постельной игрушкой старого короля. И была к этому готова. Но теперь Кримгильде казалось, что вместо Готфрида придется иметь дело с кем-то другим. С тем, кто возьмет не только её тело – но и саму жизнь. А два ворона походили на птиц, что повсюду сопровождают Вотана, хозяина охоты зова…

   Поэтому выдохи её оборачивались плаксивыми всхлипами, недостойными такой, как она – урожденной оф Вюрц. Кримгильда тонула в ужасе, жалея себя, такую молодую,такую красивую…

   А когда старый король приказал ложиться на столешницу, на неё вдруг навалилось оцепенение. И странное понимание того, что она теперь должна делать.

   Как во сне, Кримгильда подошла к столу, села на край, потом завалилась на спину. Бесстыдно задрала подол верхнего и нижнего одеяния, широко развела ноги, вскинула их, держа на весу. Замерла, распластанная на столе.

   Старый король, часто задышав, стащил с себя длинную, до пят, рубаху дорогого бархата. Двинулся к ней, на ходу развязывая штаны.

   Кримгильда даже не поморщилась, когда он грубо вошел в неё. Широко, с размахом заработал бедрами, входя и выходя, не всегда пoпадая куда нужно – отчего между ног вспыхивала боль. Но равнодушие окутывало её, не позволяя даже застонать.

   Старый Готфрид смотрел на Кримгильду не отрываясь. Блекло-голубые глаза глядели жутко, замороженно…

ГЛАВА ВТОРΑЯ

Три месяца спустя

   Едва Забава вышла с сыроварни, как в лицо ей ударил ветер, влажно пахнущий весной.

   Лед на фьорде, к которому спускались строения крепости, успел потемнеть. Посередине залива цепочкой протянулись полыньи, в которых плескалась вода.

   За долгую зиму по всему Йорингарду намело сугробы, кое-где прикрывавшие стрехи (нижние края) низко нависавших крыш. Сейчас снежные завалы казались осевшими и посеревшими.

   Но снег сойдет еще не скоро, так сказал ей Харальд. Сначала откроется фьорд, море очистится от льдин…

   И только потом начнет проглядывать земля.

   Забава пошла по дорожке, проложенной между двумя высокими, в её рост, сугробами. Следом, позвякивая железом, топали двое воинов – стража, всегда ходившая за ней по пятам.

   Шагала она к кухне. Но не по срочному делу, а просто глянуть, кақ там дела. Все, как учили её Гудню и Тюра – хорошая хозяйка за день должна успеть наведаться во все службы. На кухне заглянуть в котлы и ларь с мукой, в коровнике проверить, не мычат ли коровы, жалуясь на недокорм. Не исхудали ли.