Браслет певицы - [20]

– Вы не доверяете своему консулу? – спросил Суон, слегка оправившийся от первого удивления.

– Не в этом дело, сэр. Он теперь видит в любом пустяке провокации и конфликты. Уж не говоря об общей напряжённости в отношениях России и Англии – мы сейчас в ужасном положении из-за дел по собственности российских подданных в Южной Африке… Они требуют удовлетворения своих финансовых претензий к британскому правительству[5]. Вы, наверняка, слышали об этом. Полковник Брюстер даже после убийства имел дерзость подойти ко мне и напомнить об этом деле. А мне не хотелось бы, инспектор, выступать в роли всемирного зла и русского медведя.

– Что же, я вам очень признателен, князь, за вашу инициативу. Позвольте, в таком случае, задать несколько вопросов по делу. Присаживайтесь и чувствуйте себя совершенно покойно: здесь нас не потревожат. И, раз уж наш разговор имеет приватный характер, я задам несколько вопросов личного характера. Ваше право отказаться…

– Мне нечего скрывать, сэр, – Урусов посмотрел на Суона открыто, в его красивых чёрных глазах, оттенённых густыми бровями и ресницами, стояла усталость. Он вообще был бледен, и эта бледность на смуглом от рождения лице придавала князю крайне болезненный вид.

– Насколько я понимаю, вы служите секретарём российского консульства в Лондоне? Давно? – спросил Суон.

– Нет, сэр, только два месяца. Я вовсе не стремился к дипломатической карьере, но на этом настаивал покойный отец, а после его смерти – мой дядя. Полагаю, их единственной целью было отослать меня из страны. Лично я не нахожу в дипломатической службе ничего привлекательного.

– Простите, князь, а какова же была причина их настойчивого желания выдворить вас из России?

– Инспектор, вы представляете себе, что сейчас творится в России? Война с Японией, убийство министра внутренних дел господина Плеве, крестьянские мятежи… Летом чуть не сожгли родовое имение, управляющий был ранен. Начинаются студенческие волнения, агитация, чёрт знает, что… Мои родственники сочли за благо послать меня за границу и нашли мне место в Лондоне, – князь Урусов горько усмехнулся, и лицо его коротко дёрнулось нервным тиком.

– Понимаю. Очень хорошо понимаю ваших родственников, – задумчиво сказал Суон. – И что же, вы, действительно, были учеником мадам Блаватской?

– Она была моим… духовным учителем, инспектор. Они в молодости были очень дружны с моей матушкой, но после как-то разошлись; идеи теософии не вдохновили мою мать, она осталась верна спиритуализму. Я должен признаться вам, мистер Суон, что я не слишком сильный медиум. Я вообще не собирался устраивать публичных выступлений – граф Бёрлингтон буквально уломал меня. Мне было невыносимо неловко.

– Что же, это более-менее понятно… Давайте вспомним вечер у Бёрлингтонов. Меня интересует, собственно, не сам сеанс, а перерыв в нём, когда графиня Бёрлингтон покинула стол.

Лицо князя вновь исказилось тиком, он с явным неудовольствием вспоминал этот эпизод.

– Это совершенно разрушило весь сеанс. Эти пересаживания окончательно вывели меня из равновесия. Я постараюсь всё вспомнить, но вы должны понять меня – я на многое просто не обратил внимания. Итак, графиня поднялась, и мадам фон Мюкк попросила её принести манто. Затем мадам фон Мюкк встала, уже с манто на руках, и стала кутаться в него – знаете, всё время задевая меня его полами. Я всё ещё пытался сохранить хотя бы минимум концентрации, но мне пришлось встать, помочь ей накинуть манто – это происходило, пожалуй, за спинкой того кресла, которое занимал я.

– Конечно, вы не могли не встать, – задумчиво отметил Суон, что-то чиркая в записной книжке.

– Уважаемый инспектор Суон, выбирая между репутациями джентльмена и медиума, я без сомнения предпочту репутацию джентльмена, – дёргаясь лицом, с неприязнью парировал русский князь.

– Без сомнения, сэр, – ответил Суон совершенно серьёзно, чем немного успокоил собеседника. – Простите, так что же дальше?

– В это время полковник Брюстер встал. Знаете ли – немного вышел навстречу мадам, подал ей руку, вообще была ужасно нелепая ситуация: мы все топтались за креслом Фицгилберта. Манто у мадам чрезмерной, на мой взгляд, длины – его полы запутались в задних ножках кресла барона. Мне пришлось наклониться и высвободить её меха.

Всё это князь говорил отрывисто, с неудовольствием.

– Разве это сделал не полковник? – переспросил Суон. Князь задумался.

– Определённо, я наклонялся, такая нелепость – я ещё заметил, что на подоле налипла уличная грязь. Но, кажется, потом и полковник поправлял её меха – когда она проходила за его креслом. И, да, в это время подошла баронесса Фицгилберт. Она стояла позади нас, когда мы ублаготворяли мадам Мелисанду, а потом, вроде бы, подошла к креслу супруга, опёрлась руками на спинку, наклонилась и что-то тихо спросила. Кажется, про свою сумочку.

– Барон ответил ей?

– Я не слышал. Я в этот момент не смотрел на них.

– Что же, пока всё ясно. У меня есть ещё один вопрос, немного неожиданный в связи с убийством: вы заметили толстый браслет на руке мадам фон Мюкк?

– О, да! Пока она держала меня за руку – он всё время падал и причинял мне массу неудобства. Клянусь, он весит не меньше фунта.