Бранденбургские ворота - [116]

Стемнело. В окно барака Андрей видел освещенные подвесными «времянками» высокие стены из светло-серого кирпича — растущий третий блок. Две молодежные бригады продолжали, как по-русски сказал Карл Радке, «вкалывать» по собственному почину, чтобы республика скорее получила свет, тепло и энергию для машин.

О недавнем ЧП на стройке Радке рассказал корреспонденту с полной откровенностью:

— Поймали диверсантов в общем-то случайно, в самую последнюю минуту. Если бы блок вышел из строя, какой урон понесла бы наша республика!

— И не только экономический. «РИАС» наверняка стал бы вопить, что это сделали «сами немецкие рабочее». Они, мол, саботируют строительство, не хотят новой жизни.

— Да уж, на подобные выверты они мастера! Те двое, что притащили сюда взрывчатку, были закуплены с требухой. Каждому в случае успеха обещали по двадцать тысяч долларов.

— Вся беда в том, что граница в Берлине по сути открыта и сделать пока ничего нельзя.

— Сделать-то можно, — возразил Радке.

— Как?

— Очень просто. Взять и наглухо закрыть границу с Западным Берлином, поставить каменную стену.

— Колоссальная работа, — усомнился Андрей.

— Мы, немцы, работы не боимся. Загвоздка в другом: западники могут усмотреть нарушение статуса Берлина. Они и так не признают ГДР суверенным государством.

— Дай срок, признают, — обнадежил Андрей.

— Главное для нас — продержаться еще несколько лет. Успеть заложить крепкий экономический фундамент: побольше построить заводов электростанций, наладить транспорт, добычу природных ресурсов. От всего этого зависит наша государственная мощь, а значит, и самостоятельность.

— Верно, — согласился Андрей, отмечая про себя сходство мыслей Карла Радке, Вернера Бауэра и Кондрата Паленых. Но начальник стройки пошел дальше, стал развивать концепцию «нового немецкого патриотизма»:

— Построил, допустим, рабочей мост через Эльбу. Ходит, поглядывает на стальную громадину и думает: «Я построил. Моя работа. Машины по мосту едут, трамваи катят по рельсам, сотни людей движутся туда-сюда. А среди них шагают мои ребятишки, моя благоверная жена и уважаемая теща».

— Картина!

— Теперь вообрази, Андрей, что кто-нибудь из западных родственников этого строителя приехал к нему в гости и стал охаивать новый мост. Мостик, мол, через Эльбу так себе. На Западе, мол, мосты строят лучше и тому подобное. Как, по-твоему, станет реагировать дрезденский рабочий?

— Думаю, что вступится за свой мост.

— Во! Будь уверен! Не даст его в обиду! И может быть, еще накостыляет злопыхателю… по-родственному!

Одного примера Карлу Радке показалось мало:

— Или, скажем, взять рабочих с заводов «Симсон» в Зуле. Они восстановили разбитые цеха и опять начали выпускать мотоциклы. Мотоциклы, между нами, пока еще неважнецкие. Но свои, черт побери! Свои! Сработанные зульскими умельцами без старых инженеров и конструкторов, сбежавших на Запад. Изобретенные почти заново! И, понятное дело, зульцам их рожденное в муках детище дороже всего на свете.

— Естественно.

— А у нас? У молодых рабочих эта ТЭЦ — первая стройка. Она для них… как первая любовь! День, когда наша ТЭЦ даст электроток, станет для них незабываемым праздником. Таких дней в жизни человека бывает немного. И настоящий человек дорожит ими — не променяет ни на что эту высокую радость.

— Согласен.

— Вот и получается: наш новый патриотизм вырастает вместе с тем, что мы создаем и строим своими руками. Мы, немцы, народ очень материальный. Наши идеалы всегда имеют материальную основу.

Карл, не спрашивая, подлил в кружку Андрею горячего кофе.

— Ну, а поэты, романтики, мечтатели, которыми славилась Германия? — спросил шутливо Бугров. — Их что, нет теперь в ГДР? Или они республике не нужны?

— Кто говорит, что не нужны? Нужны. Но сейчас все-таки важнее строители, изобретатели и рационализаторы. Не до мечтаний — вкалывать надо. — И добавил, прихлебывая чай: — Я долго жил в Советском Союзе и знаю точно: среди вас, русских, идеалистов и романтиков больше, чем у нас. Думаю даже, что идеалисты и романтики составляют у вас большинство.

Андрей усомнился, но Радке убежденно продолжал:

— С одной стороны, это хорошо: вы свободны от мелочей, от скрупулезных расчетов, от стеснительных правил. Мечтая, вы обретаете крылья для полета.

— А с другой стороны? — с испытующей улыбкой спросил Бугров. — Наш идеализм порой переходит в прожектерство и разгильдяйство?

— Замечал, не скрою. А наш «материализм» переходит порой в сухой педантизм, скаредность и занудство. Поэтому, я думаю, что сотрудничество наших народов вдвойне полезно. Будем обогащать друг друга нашими лучшими национальными качествами и в конце концов выработаем идеальный тип человека будущего.

— А если возобладают не лучшие, а худшие качества? Немецкий педантизм и русское разгильдяйство?

Карл захохотал:

— От такого гибрида избави нас бог!

Насмеявшись вдоволь, они стали укладываться спать.

За утренним кофе хозяин коротко изложил план знакомства со стройкой, но Андрей предложил заняться каждому своим делом.

— Давай! — согласился Карл Радке. — Ходи по стройке куда хочешь, смотри во все глаза, беседуй с кем пожелаешь. Условие только одно: не подложи нам под роторы динамит. — Он рассмеялся своей шутке и подвинул кружку: — Подлей кипяточку.