Бранденбургские ворота - [109]

…Парад 7 Ноября 1941 года на Красной площади. Боец Особой комсомольской бригады Андрей Бугров шагает в белом маскхалате, с лыжами на плече и с автоматом на груди. Рядом с ним добровольцы московских заводов, лучшие физкультурники, комсомольцы уходят в бой на защиту Москвы. Их провожает Сталин. Он стоит на трибуне постаревший, осунувшийся, в простой солдатской шапке с опущенными ушами. И нет рядом с ним легендарных героев гражданской войны — командармов, комкоров, комдивов. Меж пустых цементных трибун возле кремлевской стены ветер сметает белую поземку, гонит ее вниз к Москве-реке — к черной холодной воде…

И многих одетых в белое солдат сметет в ближайшее дни война в черную пропасть небытия. Но сейчас думать об этом не хочется. Шагая мимо Мавзолея, они думают о том, что любой ценой спасут родную Москву, защитят Советскую власть, завоеванную отцами. И Андрей Бугров думает так же. В этот час он присягает Родине на верность.

Бранденбургские ворота — словно огромная амбразура на Запад, откуда можно ждать нападения. Хмуро стоят перед ней бывшие фронтовики. Среди них Паленых и Бугров.

У бывшего комиссара руки заложены за спину, суровый взгляд нацелен туда, где сейчас взвешивают новые возможности для антисоветских провокаций, а может, и для военных авантюр. На обожженном лице печать непреклонности.

Ротный Бугров думает о том, что в двухстах метрах на запад от Бранденбургских ворот лежат в чужой земле его товарищи, ходившие в бой с именем Сталина…

Не сговариваясь, они пошли по Унтер-ден-Линден к зданию посольства. Двери вестибюля раскрыты настежь. Звучит тихая траурная музыка. В мраморном холле большой портрет Сталина, обрамленный черным и красным шелком. Он утопает в цветах.

Старые генералы и дипломаты, помнившие гражданскую войну, разруху, Турксиб и Днепрогэс, партийные чистки и сражения с фашистским рейхом, стоят перед портретом, стиснув зубы, катая желваки на скулах. Постояв, расходятся, поникшие и опустошенные.

Бугров не помнил, как сел в машину. Очнулся, когда подкатил к своему корпункту в Карлсхорсте. Вышел из «Победы», прошел через сад к домику и, открывая дверь ключом, услышал в кабинете долгий телефонный звонок. Взял трубку в недоумении: сегодня звонить некому и незачем.

— Мне необходимо к тебе приехать, — услышал он голос Вернера. — Сейчас.

— Приезжай.

«Для них это тоже удар, — подумал Андрей. — А что я ему скажу? Не знаю…»

Лицо Вернера подурнело и осунулось, резче выступили под глазами ороговевшие буроватые чечевички. Поздоровавшись, он устало опустился в кресло:

— У нас не только горе… Мы серьезно обеспокоены…

— Чем?

— Западники воспользуются этим. Против нас.

— Могут.

— И еще: смерть Сталина вызовет изменения в руководстве вашей партии. Некоторые у нас считают, что это может повлиять на внешнеполитический курс. На вашу политику здесь, в центре Берлина.

— Принципы нашей внешней политики неизменны. Они определены Лениным.

Андрей молча засыпал в кофейник кофе, залил его кипятком и поставил на плитку. А Вернер уже не мог остановиться:

— Ваш народ свою революцию выстрадал. Он завоевал власть с оружием в руках, построил новое государство собственными руками. Поэтому он отстаивал и будет отстаивать свое государство до последнего дыхания. А наша республика появилась на свет по-другому. Под одной крышей живут те, кому дорог этот дом, и те, кому он противен и ненавистен. Есть немало и таких в нашей стране, кто не только не станет ее защищать, но при удобном случае ударит ей в спину.

— И у нас тоже находились такие. Переходили на сторону врага…

— У нас сейчас нет единства. Мы существуем всего несколько лет. Нам нужно время, чтобы окрепнуть.

— Хотя бы три ударных пятилетки, — согласился Бугров. — Нас они спасли, мы успели подготовиться и отбить штурм империализма.

— Ваш опыт нам очень пригодится. Верю, что и у нас будут пятилетки. Но что делать сегодня?

— Успокойся, Вернер, не для того мы и вы боролись, чтобы отдать все врагу.

Андрей поставил на стол хлеб и консервы, достал бутылку водки:

— Выпьем за то, чтобы вам устоять. По возможности самим.

ГЛАВА II

Жизнь продолжается, несмотря ни на что. «Новые немцы» делают свое дело. И одно из свидетельств тому — открытие Международной ярмарки в Лейпциге.

Восемьсот лет без малого славилась эта ярмарка в Европе. Но настал 1933 год, и ее долгая история пресеклась. А в конце 1943 года не стало и ярмарочного городка: англо-американская авиация смела павильоны, магазины и лавки, изуродовала знаменитые Ратушу, Оперу, Старый и Новый Театр, Университет, Музей изобразительных искусств.

Советские солдаты помогли возродить в Лейпциге хозяйственную жизнь: восстановили ряд заводов, наладили транспорт. В начале марта 1946 года последовал приказ Главноначальствующего советской военной администрации в Германии о возобновления лейпцигских международных ярмарок. Претворялось в жизнь положение Потсдамского соглашения о нормализации в Германии экономической жизни.

— Разумеется, первая ярмарка, проходившая ровно через год после окончания волны, не могла сравниться с прежними, довоенными. Фанерные, наскоро сколоченные павильоны посреди разбомбленного города выглядели убого, товары выставлялись скудно, в экспозициях приняли участие представители всего двенадцати стран. Но год от года число ее иностранных участников увеличивалось, ярмарка начала расширяться.