Бракосочетание Рая и Ада. Избранные стихотворения и поэмы - [27]

Шрифт
Интервал

Кроме как в шлюхе, — срам девичий утратить
                                                            спешит
Дочь в колыбели, — ночью темной, безоблачным
                                                               днем.
Ибо Живое свято, и жизни желает Жизнь,
Скверны в Веселье нету, в Счастье сама Чистота:
Пламя планету жрет, но смертный — и тут
                                                         невредим,
Пламя ему потеха, бронзовой стала пята,
Бедра — из серебра, глава золотою и грудь!»
«Гряньте, фанфары! в бой, тринадцати ангелов[54]
                                                                сонм!
Вечный Волчище взвыл! Взъярившийся Лев
                                                         возревел!
Демоны дерзки, чуя новый Америки чин,
Воют из бездн, трепещут — кожа в дубильне
                                                            ветров.
Нив не пожечь им, злаки тучные не засушить,
Плуг и мотыгу в порчь волшбой не ввести им
                                                          в ржавь.
Град не построить им, не вырыть под миром рва,
Сорным побегом хмеля поле не опустошить.
Ибо стоят на бреге страшные трое — я зрю —
Вашингтон, Пейн, Уоррен — в длинных одеждах
                                                             своих
Чада от молний пряча, — гневно пытают Восток.
Тучи мой взор затмили. Горе мне! — старческий
                                                              взор!
Гряньте, фанфары! в бой, тринадцати ангелов
                                                              сонм!
Тучи мой взор затмили! Смут Предводитель
                                                          сожрет
Небо Востока! Дьявол! Новорожденный! И Он,
В тучах и в тучах, брег Америки сгложет огнем,
Корчась в мученьях. О, ублюдок кровавый, не зря
Смерти очами зришь: Блудницыно лоно опять
Кругом пошло — теперь не попусту — вспять
                                                        времена!
Жрешь ты Отца, но здесь к тебе подбирается боль.
Гряньте, фанфары! в бой, тринадцати ангелов
                                                              сонм!
Мерзостный! Грязь рождена! Грех!
         Где слеза хоть одна?
Млеко грудное где? Лишь пасть, да каменья
                                                             зубей,
Губы в крови; небеса ночь — колыбель Сатаны;
В тучах ты высишься, мать — простерта на берегу.
Гряньте, фанфары! в бой, тринадцати ангелов
                                                              сонм!
Вечный Волчище взвыл! Взъярившийся Лев
                                                       возревел!»
Плакал так Ангел. Гром фанфар был ответом ему,
Голос тревоги рос, Атлантики тяжкая глубь
Заколыхалась. Молча внемлет Америка, спит,
Уху колоний глухо эхом волненья звуча.
Англию с Новым Светом связала гряда холмов;
Ныне над нею — Море, только вершины видны.
С этих вершин взойдешь в Атлантов Златую
                                                         Страну,[55]
В древний дворец — прообраз могучих земных
                                                         держав.
Башни бессмертны ввысь вознеслись (таковы
                                                       Аристон,[56]
Царь Красоты, похищенной деве в память возвел).
Здесь, в волшебном дворце, — тринадцати ангелов
                                                            сонм.
Мрачно сидят — под своды тучи вползают, черны.
Гневно восстали все, и гром загремел тяжело
Над берегами, пламя Орка которые жрет;
Бостона Ангел[57] рек в полете над миром ночным:
«Честность отвергнуть, — закричал, — чтобы
                                              убийце польстить?
Чтобы убийца бежал от покаянья сюда?
Благо забыть ли? Отдать радость разбойной чуме,
Чтоб не дразнить ее? Кто — Бог, повелевший сие?
Благо скрыть от познанья, чтоб время дать
                                                           неблагим
Силы природных энергий пакостно извратить?
Чтоб куплей-продажей любовь стала,
                                                 и Благо — злом?
Чтоб человек богател, над совестию глумясь?
Кто же тот Бог, о мире твердящ и несущ грозу?
Кто же тот Ангел, слез алчущ и вздохов земных?
Кто воздержанье смеет славить, блаженствуя сам
В масле, в жиру? Довольно! Больше я вам
                                                            не слуга!»
Так он вскричал, раздрав одежды и скипетр
                                                               уронив.
Страх Альбион объял — тринадцати ангелов сонм
Скинул, раздрав, одежды, скиптры свои
                                                           побросал.
Наземь упало пламя. Ангелы пали на брег,
Страшные, страшной клятвой ныне объединены.
Голое пламя — так их лики горели во тьме.
Вашингтон, Пейн, Уоррен готовы встретить гостей.
Вскинулось пламя ночью, рыкая кровью чумы,
Демон горел вдали, Америку страхом стращал;
Пламя на пламя, дым на дым, громыханье на гром
В схватке сошлись: задымлен брег с Океана,
                                                             с Земли,
Кузней страна пылает — Север, и Юг, и Восток.
В Бернарда[58] дом меж тем тринадцать Губернских
                                                              Владык

Еще от автора Уильям Блейк
Бракосочетание Рая и Ада

Многие современники считали его сумасшедшим. При этом, правда, добавляли эпитет – гениальный. Своим поведением, своими взглядами, наконец, своим творчеством Блейк никак не вписывался как в обыкновенную людскую среду, так и в художественно-артистическую. Да он и не стремился к этому, весь поглощенный странными, причудливыми видениями. Еще в детстве ему приходилось видеть ангелов, сидящих на деревьях, и даже самого Бога.


Странствие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранное

Сборник посвящен творчеству английского поэта и художника Уильяма Блейка (1757-1827). Предваряет издание очерк В.Жирмунского "Уильям Блейк". В сборник включены произведения из книги "Поэтические наброски", "Песни невинности" и "Песни опыта", стихи разных лет, из "Пророческих книг", афоризмы.


Стихотворения

В этом юбилейном издании, приуроченном к 250-летию со дня рождения великого английского поэта и художника, впервые в России знаменитый поэтический диптих Блейка «Песни Неведения и Познания» сопровождается полным сводом графических листов, сделанных самим автором. Эти иллюстрации в значительной степени дополняют и проясняют поэтический текст.Помимо этого в издании использованы фрагменты других живописных и графических произведений У. Блейка.Все стихи цикла представлены в двух и более вариантах перевода, многие переводы публикуются впервые.Обширная сопроводительная статья и комментарии облегчают понимание английского оригинала.


Песни Невинности и Опыта

Открытие Уильяма Блейка, поэта, художника, визионера, опередившего свое время на целое столетие, произошло лишь во второй половине XIX века: поэты-романтики увидели в нем собрата по духу. К началу XX столетия его творчество получило всеобщее признание. Блейк стал культовой фигурой в кругу английских символистов. Его поэзия по праву заняла одно из ведущих мест в богатейшем литературном наследии Англии. Представленные в настоящем издании «Песни Невинности и Опыта», а также «пророческие» поэмы «Книга Тэль», «Бракосочетание Неба и Ада» публикуются на двух языках, что дает возможность в полной мере оценить неповторимое своеобразие поэзии Блейка.


Английская классическая эпиграмма

Сборник английской эпиграммы в период XVI–XX вв.


Рекомендуем почитать
Песни Заратустры

Другая сторона творчества великого немецкого философа Фридриха Ницше – стихотворения и песни, посвященные Заратустре, поэзия глазами философа, соединение истории, мифа и современности. Философская идея, облеченная в поэтическую форму, создает собственную оригинальную мифологию, наполненную драматическими притчами, ироничными афоризмами и полемикой с другими поэтами.


Тихая моя родина

Каждая строчка прекрасного русского поэта Николая Рубцова, щемящая интонация его стихов – все это выстрадано человеком, живущим болью своего времени, своей родины. Этим он нам и дорог. Тихая поэзия Рубцова проникает в душу, к ней хочется возвращаться вновь и вновь. Его лирика на редкость музыкальна. Не случайно многие его стихи, в том числе и вошедшие в этот сборник, стали нашими любимыми песнями.


Венера и Адонис

Поэма «Венера и Адонис» принесла славу Шекспиру среди образованной публики, говорят, лондонские прелестницы держали книгу под подушкой, а оксфордские студенты заучивали наизусть целые пассажи и распевали их на улицах.


Пьяный корабль

Лучшие стихотворения прошлого и настоящего – в «Золотой серии поэзии»Артюр Рембо, гениально одаренный поэт, о котором Виктор Гюго сказал: «Это Шекспир-дитя». Его творчество – воплощение свободы и бунтарства, писал Рембо всего три года, а после ушел навсегда из искусства, но и за это время успел создать удивительные стихи, повлиявшие на литературу XX века.