Браки по расчету - [43]

Услышав такие слова, император откинулся на спинку кресла — если б он стоял, он отступил бы на шаг, что было у него признаком величайшего неудовольствия.

— За убийство? Что вы говорите, обер-лейтенант?

— К сожалению, правду, ваше величество. Господин капитан Швенке в пьяном виде забил насмерть своего фельдфебеля кочергой, но не был за это ни арестован, ни предан суду, а лишь отправлен в отпуск. Есть свидетели — полковой аудитор присутствовал при показаниях умирающего, полковой врач отделил от трупа раздробленный череп как corpus delicti[17]. Дело совершенно ясное, но тем не менее, — тут Гафнер совсем не по-военному, непростительно развел руками, — капитан Швенке остался безнаказанным, зато один рядовой нашей роты, правдиво написавший об этом в письме домой, приговорен к мучительной смерти под шпицрутенами.

Император не отвечал. Лишь некоторое время погодя он густо покраснел.

— Господин обер-лейтенант, вы пьяны, — глухо сказал он, прижимаясь к спинке кресла. — Наказание смертью через порку в нашей армии не существует.

— Позволю себе возразить вашему величеству, — сказал Гафнер. — Десятикратное прохождение сквозь строй, к которому приговорен мой солдат, кончается смертью, и потому я разрешил себе без околичностей говорить о смертной казни с помощью шпицрутенов. Физически просто невозможно выдержать это наказание тому, кто не обладает чрезвычайно крепким телосложением.

«Что теперь? — думал император. — Что бы сделал сейчас на моем месте князь Феликс, будь он жив? Да ничего бы не сделал, потому что не позволил бы возникнуть подобному положению».

— Наказание совершилось? — спросил он, с неприязнью поднимая глаза на бледное взволнованное лицо и траурные усы посетителя.

— Оно будет произведено утром в субботу на казарменном дворе, предназначенном для таких экзекуций. В мире нет другого застенка, ваше величество, чья почва была бы так пропитана кровью, как этот проклятый двор. Это…

— Приговор не будет приведен в исполнение, — перебил император забывшегося офицера. — Имя вашего солдата?

— Мартин Недобыл; я позволю себе написать это имя для вашего величества. — И Гафнер быстро пошел было к столу, но холодный, изумленный и вместе с тем возмущенный взгляд монарха пригвоздил его к месту.

Император командиру 25 пехотного полка, Вена, Альсерские казармы, — торопливо писал Франц-Иосиф на листке тонкой министерской бумаги с вензелем генерал-адъютантуры Его Величества Императора и Короля в левом углу. — Я желаю чтобы рядового…

— Как бишь его фамилия? — спросил он.

— Мартин Недобыл, ваше величество.

…Мартина Недобыла освободили от наказания шпицрутенами, к коему он был приговорен, и заменили это наказание тридцатью сутками одиночного заключения. Ф.-И.

А позже Франц-Иосиф сказал начальнику своей военной канцелярии графу Грюнне:

— В Двадцать пятом пехотном полку служит некий обер-лейтенант Гафнер, чех. Человек этот мне не нравится — он держит себя совсем не по-военному и ведет речи, свидетельствующие о… короче, возмутительные речи. Думаю, целесообразно отправить его на пенсию.

Г л а в а ч е т в е р т а я ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ

1

Неутомимый в своих благодеяниях, Гафнер усладил тридцатисуточный арест Мартина известием, что согласно последнему приказу по армии все военные добровольцы будут постепенно отпущены со службы, так что Мартин сможет немедленно уехать домой, когда отбудет срок наказания.

Это была великая новость, тем более великая, что Мартин давно уже не был тем беззащитным, перепуганным юнцом, как во времена истории с прокламацией. Всего полгода прошло после его исключения из Клементинского конвикта — но он возмужал и повзрослел на несколько лет. Кто был на волосок от смерти под шпицрутенами, тот не убоится уже ни Шарлиха, ни Бюргермайстера, ни Коля. Мартин вернется и будет требовать пересмотра своего дела. Я, господа, добровольно жертвовал своей жизнью для защиты родины; а что сделали вы? И вы еще смеете обвинять меня в подрывной деятельности и государственной измене? Я настаиваю, чтобы вы с извинениями отменили свой несправедливый вердикт и дали мне возможность закончить учение; и скажите спасибо, если я еще не предъявлю вам иск за ущерб, причиненный мне потерей времени.

Если же они не захотят понять эти ясные, твердые слова, Мартин пожалуется благодетелю отца, графу Шенборну, по чьему ходатайству семь лет назад его приняли в конвикт; граф Шенборн, черт возьми, человек не маленький, и ему непременно будет импонировать, что Мартин служил Австрии с оружием в руках. Запертый в тесной вонючей одиночке, Мартин распалял себя такими мечтами до того, что у него от возбуждения начинали стучать зубы, он произносил целые речи и размахивал руками, уничтожая своих недоброжелателей. Все было так ясно, так просто! Полугодовой перерыв ничего не значит для учебы. Он закончит гимназию, а потом… там видно будет. Вовсе не обязательно оставаться ему под эгидой церкви и изучать богословие. Гораздо вероятнее, что он займется медициной или юриспруденцией, ибо там ему не будет мешать его скромное происхождение, и он, Мартин, сможет сделать блестящую карьеру и осуществить свою мечту. Когда-нибудь, богатым и уважаемым, он вернется в Вену и поселится в самом центре, в самом дорогом и элегантном отеле.