Брак по-американски - [24]

— На мне родители отдохнули! — часто шутил Гарик, но в голосе его звучала обида. Всякий раз, когда я слышала эту шутку, мне было его жалко и хотелось обнять.

Все дальнейшие события неслись в вихре вальса. Гарик потрясающе танцевал, и мы проплясали на одном дыхании три месяца.

ДОЧКА

Наконец-то мама нашла того, кто ей был нужен. Новый знакомый, Гарик, соответствовал всем маминым идеалам. Мама и Гарик часто встречались, а я получила долгожданную свободу. Наша квартира была в цветах, которые регулярно приносил Гарик. Мама порхала, прихорашивалась, мало бывала дома. Жизнь наша круто изменилась.

Однажды мама взяла меня с собой в гости к Гарику. Ехать надо было далеко. Гарик жил на 13-м этаже дома, из окна которого был виден берег океана и чайки.

Квартира Гарика меня поразила. С одной стороны, чистота была, как в операционной, с другой — в квартире пахло затхлостью и старьём.

Вся обстановка была со свалок. Справа в гостиной стоял продавленный диван. Перед ним — журнальный столик, когда-то мраморный, а теперь больше похожий на могильную плиту, с пепельницей в виде железного башмака. Около дивана возвышалась лампа, позеленевшая от старости, с абажуром неопределённого цвета.

Угол противоположной стены занимал стол, покрытый подобием скатерти, со стульями, обитыми серой тряпкой.

Грубо сколоченные полки, забитые книгами, отделяли кухню от подобия кабинета с большим письменным столом прошлого века.

Такие же доморощенные полки были в спальне. Между ними тускло поблескивало большое трюмо из будуара чьей-то умершей бабушки. Почти всю комнату занимала кровать, которую Гарик сам сколотил из досок, найденных на улице. Во всех углах квартиры торчали старые поникшие вентиляторы, похожие на висельников, не вынутых из петли.

Старый обшарпанный телевизор, стоявший посреди гостиной, смотреть было просто невозможно. Изображение дёргалось, и как будто всё время шёл снег, поэтому на экране царила вечная зима. Вместо того чтобы смотреть фильм, мы по очереди крутили антенну, потом плюнули и выключили телевизор.

Мама подошла к Гарику и обняла его.

— Ты же одинокий человек, Гарька, как ты коротаешь вечера без телевизора?

— С тех пор, как у меня есть ты, я его вообще не смотрю, — ответил Гарик и поцеловал маму в нос.

Мне было скучно. Пялиться на маму с Гариком было неудобно, а смотреть телевизор — нельзя. «Вот попалась!» — подумала я и пошла взять чего-нибудь почитать. Книг было огромное количество, все большие, толстые и, как оказалось, неинтересные, в основном о том, как правильно вкладывать деньги. Судя по этой квартире, вкладывать тут нечего. Правда, Гарик в Америке больше десяти лет и работает дантистом, эта нищета кажется очень странной.

Каково же было моё удивление, когда через неделю Гарик пригласил нас к себе снова. У стены стоял новый, самый лучший на свете огромный телевизор. Гарик смотрел на нас и гордо улыбался. Но на фоне этой роскоши остальная обстановка в квартире казалась ещё беднее.

Дико неуютно. А впрочем, наплевать, не моё дело!

МАМА

Все свои отпуска я всегда проводила с дочкой. Мы заранее планировали наш отдых, с удовольствием готовились и очень ждали заветного времени. Ещё зимой мы купили путёвку на июль, чтобы поехать на Бермудские острова.

Накануне нашего отъезда к Гарику приехал погостить его племянник. В этот день Гарик пригласил нас с дочкой к себе. Племянник оказался долговязым бледным очкариком с длинным хвостом волос и серьгой в ухе. Он был чуть старше моей дочки, учился музыке и привёз с собой кучу всякой аппаратуры: гитару, усилительные колонки, магнитофон, микрофоны и что-то ещё тяжёлое, неподъёмное.

Неожиданно я увидела Гарика совсем другим. Обычно он был неторопливым, уверенным, спокойным и снисходительным. При виде горячо любимого племянника Гарик весь съёжился, суетился и заглядывал ему в лицо с заискивающей улыбкой, не зная как и чем угодить. Здоровенный парень, на голову выше дяди, держал дверь, а согнутый, худенький и сразу резко постаревший Гарик таскал его чемоданы и тюки с инструментами короткими перебежками от машины — к двери, от двери — к лифту, от лифта — в квартиру.

Наконец с вещами было покончено, и мы сели за стол. Племянник спокойно осмотрел угощение и так же спокойно забрал с тарелки Гарика куски, которые ему показались лучше.

После обеда племянник вынул гитару и предложил спеть для нас песню собственного сочинения. Он ударил по струнам.

— Хочу тебя, ой, как хочу тебя, хочу тебя всю! — дурным голосом по-английски орал племянник.

Еле сдерживая смех, я посмотрела на дочку. Она закусила щёки изнутри, изо всех сил стараясь сохранить на лице серьёзное выражение. Диван, на котором мы сидели, от нашего сдавленного хихиканья затрясся сначала тихо, а потом начал поскрипывать. Тут мы не выдержали и совершенно неприлично захохотали, одновременно приходя в ужас от того, что мы делаем, и не имея сил остановиться.

Багровый от злости Гарик смотрел на нас ненавидящими глазами, а мы катались по дивану, задыхаясь от хохота. Племянник замолчал и, совсем не обидевшись, посмотрел на нас с явным сожалением:

— Вы совершенно не подготовлены к современной музыке, — спокойно заметил он.