Брак по-американски - [68]

Шрифт
Интервал

– Они все из одной серии, – сказала я, защищая свои создания. – Просто немного разные…

Он слегка хохотнул.

– Ты так лучше белым ври. Нет, правда, – и он задрал голову, будто искал ответ на потолке, и увидел куклу-мальчика, которая парила у нас над головами. – А этот, который как ангел? – спросил он. – Его можно купить?

Прежде чем я успела ответить, мое внимание перехватило какое-то движение на улице. Там, на другой стороне оживленной Виктория-авеню, стоял призрак Роя. Я научилась подавлять испуг, но этот призрак застал меня врасплох, потому что он был правда похож на Роя. Не на молодого Роя. Не на будущего Роя. Так Рой выглядел бы, если бы никогда не уезжал из Ило. Не-покинувший-Ило призрак Роя скрестил руки на груди, как солдат в карауле. Я не сводила с него глаз настолько долго, насколько могла, зная, что, если я отвернусь, он исчезнет.

– Лестница есть? – спросил мужчина. – Если ее можно купить, я ее сниму.

– Ее можно купить, – сказала я.

Внезапно он подскочил, будто играл в баскетбол, и опустил куклу.

– Так, есть, – сказал он. – Упакуешь мне?

Кукла была похожа на Роя, как и многие из них. Некоторые были похожи на меня, некоторые – на Глорию и папу. Под взглядом высокого мужчины я положила куклу в ящик, выложенный мягкой оберточной бумагой. Я замерла, но нетерпеливое постукивание его ключей по стойке заставило меня вздохнуть и закрепить крышку. Паника находила на меня постепенно, начинаясь в груди и растекаясь по всему телу. Я уже отрезала виток ленты цвета чистой речной воды, когда мне стало совсем невмоготу. Поддев скотч ногтем, я открыла ящик, выхватила ангела из бумаги и прижала к груди его плотное тело.

– Все хорошо? – спросил мужчина.

– Нет, – призналась я.

Он взглянул на часы.

– Твою мать, – сказал он, вздохнув. – Я уже опаздываю. Что случилось? Моя бывшая говорит, что у меня проблемы с эмоциями, – передразнивая ее, он пропищал: – «Я не могу научить тебя чувствовать чувства!» Так что предупреждаю, я могу ляпнуть что-то не то, но намерения у меня благие.

– Мой муж вышел из тюрьмы.

Он склонил голову:

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо, – сказала я поспешно. – Хорошо.

– Звучит так, будто ты сама еще не решила. Но я тебя понимаю. Все к лучшему, когда еще один брат выходит на свободу, – и он процитировал его любимого репера: – «Откройте Аттику, пошлите их в Африку.[83]» Помнишь такое?

Я кивнула, прижавшись к ангелочку.

– Вот возьми хотя бы меня, – сказал он. – Если не брать в расчет пару двоюродных дебилов, я о тюрьме не знаю ничего. Но я кое-что знаю о браке. Разведенки, вот кто знает наверняка. Про счастливых забудь, они и понятия не имеют. Долго его не было?

– Пять лет, – сказала я.

– Черт. Ладно. Это долго. Я на полгода уехал в Сингапур. По работе. На жизнь пытался заработать. А она вела себя так, будто ипотека сама себя выплатит. Когда я вернулся домой, брак уже умер. Всего за полгода.

Он помотал головой.

– Просто хочу сказать, на многое не надейся. Не считая тюрьмы, время – вот истинный монстр, – потом он вытянул вперед руку. – Можно мне куклу? Тут больше нет хороших.

Я проводила его до двери, гадая, не был ли он тоже призраком, призраком того, что могло бы случиться, но не случилось. Он был моим последним посетителем за вечер. Снаружи улица была запружена людьми, но никто не заходил в магазин и даже не останавливался перед вычурной витриной. Я оставила Тамар записку и закрыла магазин пораньше, выключив свет, пока мои часы дергались в такт уходящим минутам.

Опуская решетку, я взглянула на ту сторону улицы. Но там никого не было, кроме парковщика, который низко надвинул кепку на глаза.

Рой

В детстве я собирал ключи. Вы не представляете, сколько их валяется вокруг, если научиться замечать такое. Я хранил их в банках из-под варенья на верхней полке шкафа. Какое-то время спустя Рой-старший и Оливия тоже стали приносить мне ключи, которые находили. В основном моя коллекция состояла из оловянных ключей от чемоданов и типовых ключей, которые в хозяйственном поменяют за доллар. Однажды на блошином рынке я купил себе «Бена Франклина» – ключ с длинным стержнем и двумя-тремя зубчиками на конце. Но я ценил все ключи одинаково, мне нравилась идея, что я владею инструментом, способным открыть десятки дверей. Я воображал, будто я в комиксе или кино. В моих фантазиях мне нужно было открыть дверь, и я, перепробовав все ключи из своей коллекции, в последний момент находил подходящий. Это продолжалось, наверное, лет до двенадцати, когда я понял, что это глупо. Когда меня посадили в тюрьму, я каждый день представлял себе эти ключи.

На подъезде к Атланте я съехал на шоссе I-75/85, чтобы город раскинулся передо мной, как Земля Обетованная. Знаю, это не похоже на вид Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке или на Уиллис-тауэр в Чикаго. Насколько я знаю, в Атланте знаменитых зданий нет. Можно даже сказать, что и небоскребов тут не найти – скорее, тут неботроги, но не небоскребы. Несмотря на это, город завораживает меня, как лицо матери. Проезжая под мостом на пересечении с I-20, я выпустил руль из рук и поднял ладони в небо, как храбрый парень на американских гонках. Я не был


Рекомендуем почитать
Необходимей сердца

Александр Трофимов обладает индивидуальной и весьма интересной манерой детального психологического письма. Большая часть рассказов и повестей, представленных в книге, является как бы циклом с одним лирическим героем, остро чувствующим жизнь, анализирующим свои чувства и поступки для того, чтобы сделать себя лучше.


Черная водолазка

Книга рассказов Полины Санаевой – о женщине в большом городе. О ее отношениях с собой, мужчинами, детьми, временами года, подругами, возрастом, бытом. Это книга о буднях, где есть место юмору, любви и чашке кофе. Полина всегда найдет повод влюбиться, отчаяться, утешиться, разлюбить и справиться с отчаянием. Десять тысяч полутонов и деталей в описании эмоций и картины мира. Читаешь, и будто встретил близкого человека, который без пафоса рассказал все-все о себе. И о тебе. Тексты автора невероятно органично, атмосферно и легко проиллюстрировала Анна Горвиц.


Женщины Парижа

Солен пожертвовала всем ради карьеры юриста: мечтами, друзьями, любовью. После внезапного самоубийства клиента она понимает, что не может продолжать эту гонку, потому что эмоционально выгорела. В попытках прийти в себя Солен обращается к психотерапии, и врач советует ей не думать о себе, а обратиться вовне, начать помогать другим. Неожиданно для себя она становится волонтером в странном месте под названием «Дворец женщин». Солен чувствует себя чужой и потерянной – она должна писать об этом месте, но, кажется, здесь ей никто не рад.


Современная мифология

Два рассказа. На обложке: рисунок «Prometheus» художника Mugur Kreiss.


Бич

Бич (забытая аббревиатура) – бывший интеллигентный человек, в силу социальных или семейных причин опустившийся на самое дно жизни. Таков герой повести Игорь Луньков.


Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Бал безумцев

Действие романа происходит в Париже конца XIX века, когда обычным делом было отправлять непокорных женщин в психиатрические клиники. Каждый год знаменитый невролог Жан-Мартен Шарко устраивает в больнице Сальпетриер странный костюмированный бал с участием своих пациенток. Посмотреть на это зрелище стекается весь парижский бомонд. На этом страшном и диком торжестве пересекаются судьбы женщин: старой проститутки Терезы, маленькой жертвы насилия Луизы, Женевьевы и беседующей с душами умерших Эжени Клери. Чем для них закончится этот Бал безумцев?


Человеческие поступки

В разгар студенческих волнений в Кванджу жестоко убит мальчик по имени Тонхо. Воспоминания об этом трагическом эпизоде красной нитью проходят сквозь череду взаимосвязанных глав, где жертвы и их родственники сталкиваются с подавлением, отрицанием и отголосками той резни. Лучший друг Тонхо, разделивший его участь; редактор, борющийся с цензурой; заключенный и работник фабрики, каждый из которых страдает от травматических воспоминаний; убитая горем мать Тонхо. Их голосами, полными скорби и надежды, рассказывается история о человечности в жестокие времена. Удостоенный множества наград и вызывающий споры бестселлер «Человеческие поступки» – это детальный слепок исторического события, последствия которого ощущаются и по сей день; история, от персонажа к персонажу отмеченная суровой печатью угнетения и необыкновенной поэзией человечности.