Брак по-американски - [48]

Когда мы добрались до отеля, фонари не горели, но парковка у казино была заполнена. Очевидно, сегодня вечером на шоу будут бесплатно раздавать машины. Когда мы оказались под защитой дверей лифта, я повернулся к ней. Она обхватила меня руками за талию, напомнив мне о детстве, когда от ее объятий у меня перехватывало дыхание. От нее пахло водкой, но еще – лавандой и хвоей.

Я обнимал ее, пока лифт поднимался на шестой этаж, даже когда двери уже открылись и показалась семья с детьми, которая терпеливо ждала, чтобы войти.

– Молодожены, – объяснила детям мать.

Мы вышли из лифта и встали в коридоре, который вел к нашим комнатам.

– Все думали, что мы однажды поженимся.

– Ты очень пьяная, – сказал я. – Просто очень.

– Неправда, – сказала она. Она подошла к своей комнате и поднесла ключи к двери. Моргнул зеленый огонек. – Я другая, но не пьяная. Может, зайдешь? Хочешь?

– Селестия, – сказал я, почувствовав, как наклоняюсь к ней, будто земля накренилась. – Это же я, Дре.

Она рассмеялась, и ее смех звучал игриво, так, будто мы не видели, как папа Роя по старинке закапывает свою жену лопатой. Она рассмеялась так, будто с нами еще не произошло ничего плохого.

– А это – я, – сказала она, ухмыляясь. – Селестия.

Я попытался рассмеяться в ответ, но смех просто не шел из меня. Кроме того, этот смех был бы притворным, а я никогда не притворялся, когда был с ней.

Все закончилось уже тогда, когда я переступил через порог и щелкнул замок закрывшейся за мной двери. Мы не кинулись обниматься, как в кино, яростно целуясь и тискаясь. Первые несколько замедленных секунд мы просто разглядывали друг друга, будто получили посылку и не знали, как ее открыть. Она села на кровать, я сел вслед за ней, и это напомнило мне наш прошлый раз, когда мы переступили эту черту в старшей школе. Тогда, как и сейчас, мы были разодеты и уставшие. Но в тот раз мы были в темном подвале, хотя я и мог разглядеть очертания оборок на ее бальном платье. А сейчас на нас светил яркий свет. Волосы окутывали ее голову, как черный нимб, рты у нас горели от выпитого алкоголя, а одежда была испачкана кладбищенской землей.

Я подвинулся ближе к ней и запустил пальцы в копну ее густых волос.

– Мы ведь всегда были вместе, – сказала она. – Просто по-другому. Но всегда.

Я кивнул:

– Я хочу, чтоб ты со мной копала.

Мы рассмеялись, на этот раз вместе, по-настоящему. Тогда наши жизни изменились. Мы встретили друг друга с радостью на губах. Может быть, то, что произошло дальше, и не было законным союзом, у нас не было ни священника, ни свидетелей. Но это было нашим.

Рой

В Ило, если хочешь понять, где ты есть, далеко идти не надо – хватит и семейной Библии. Там, на форзаце, прямо перед «В начале…» и написана вся правда, которая тебе нужна. В мире есть и другие правды, но их чаще всего не записывают. Тайные родственные связи передаются из уст в уста. Ажиотаж вызывают белые родственники, о них шепчутся иногда стыдливо, иногда надменно – в зависимости от подробностей. Есть еще и другие негласные родственники, у которых нет проблем с цветом кожи, но не все в порядке с местом жительства. Я был редким человеком в Ило, у которого не было другой родни, кроме родителей. Оливия родилась в Оклахоме, ее семья осталась там же, но я их ни разу не видел. Рой-старший был родом из Хоулэнда в Техасе и забрел в Ило по пути в Джексон. Нашу семейную Библию им на свадьбу подарила хозяйка комнаты, которую снимал Рой-старший. Под кожаной обложкой было всего три имени, выведенных старательной рукой Оливии.

Рой Мак-Генри Гамильтон + Оливия Энн Ингельман.

Рой Отаниель Гамильтон-мл.

Селестию рядом со мной Оливия так и не вписала, но на странице было достаточно места, и пространства хватило бы на всех будущих Гамильтонов, которых соединят диагональные линии и тире.

Но у Давины Хардрик все было по-другому. В Ило найдется не меньше дюжины черных Хардриков, даже несколько Хардричей с ч, которые изменили фамилию, когда семья разделилась, как паства в расколе. Я завидовал ее крепким корням – они были настолько мощными, что могли пройти сквозь асфальт. Она сказала мне, что сейчас живет в доме мисс Энни Мэй, и я пытался вспомнить, кем она ей приходится, какие линии их соединяют в Библии. Я помнил, что ее дедушку звали мистер Пикард, или он был ей дядя? Семья у нее была разветвленная, это я точно помнил. Когда-то я знал всех, кто кем кому приходится.

Я столкнулся с Давиной в «Волмарте», когда пришел туда за цветами для Оливии. Одетая в голубую форму, Давина открыла холодильник с цветами и помогла мне выбрать букет, который у меня никак не хватало духу отнести. Заворачивая мою покупку в чистую белую бумагу, она спросила, помню ли я, что мы с ней ходили в старшую школу, хотя она училась на пару классов старше меня. Я ответил, что помню. Она спросила, нет ли у меня желания съесть домашний ужин. Я ответил, что желание есть. Несколько часов спустя я стоял у ее обшитого вагонкой дома, на котором висели разноцветные рождественские гирлянды и золотые банты.

Я поднялся на три бетонные ступеньки и оказался на покосившемся крыльце. Домику было уже, наверное, семьдесят, а то и восемьдесят лет, и строил его, возможно, муж мисс Энни Мэй. Этот район назывался Хардвуд, тут жили цветные фабричные рабочие. Это было тогда, когда тут еще была фабрика, когда