Брахман и история.Историко-философские концепции современной веданты - [67]
Метафизическое мышление, базирующееся на опыте, полагает, что Природа постигается в понятии необходимости, а «Я» – в понятии свободы. Без этого понятия наше понимание природы человека будет неполноценным и искаженным. Хотя и человек, и природа суть творения Бога, человеческое существо создано по образу Бога (Быт. 1:26) и поэтому четко отличается от Природы. Человек не есть res cogitans, которая, хоть и отличается от res extensa, есть все же res – объективное понятие, а не личностное «Я». Мы не можем понять человека через науку, как если бы он был всего лишь необычайно сложным объектом Природы. Объективистское объяснение деперсонализирует человека и сводит его к массе разнородных фрагментов, изучаемых разными науками. Появляются человек биологический, человек социальный, человек политический, а также человек индивидуальный, ощущающий радость и боль, несущий ответственность за что-либо, делающий добро или зло и осознающий свое отчуждение от себя, которое появляется, когда он перестает быть субъектом и становится объектом[378].
4. Религия как опыт.
Склонность философа к рационалистическому способу мышления не вынуждает его считать, что природа высшей реальности может быть постигнута, только став объектом разума. Многие философы, как на Западе, так и на Востоке пришли к заключению, что реальность выше ratio и в своей высшей природе не может быть достигнута через понятийное мышление, что религиозные прозрения также суть подлинные откровения высшей реальности.
Третья сутра – śāstra-yonitvāt – может означать, что Высшее есть источник писаний или что мы обретаем знание реальности через писания. Всякая философия начинается с опыта и к опыту возвращается. Религия – это не просто утверждение каких-то высказываний. Это не просто упражнение ума. Это реакция человека как целого. Она провозглашает тотальную преданность, хотя не обязательно требует ее. Реальное – не просто идея или гипотеза. Оно – данный в опыте факт. Возможно недискурсивное непосредственное познание реальности (aparokşānubhūti lokottarajñāna). Оно означает не просто бросить взгляд на, но быть в постоянном единении с ней. Это, как говорил Бёме, «страна, которая не просто видимость, а дом». В духовном переживании мы переходим от времени к вечности. Это не подразумевает угасания нашего ограниченного эго; это – освобождение ради космического и трансцендентного сознания.
Шастры, или писания – это записи переживаний пророков, пытавшихся решить проблему реальности. Идеи, которые они принимали и провозглашали, покоились не на логической валидности системы высказываний о Боге и не на исторической валидности записей о действиях Бога. Подобного рода положения могут быть опровергнуты научными и историческими открытиями. Такой опыт может обрести любой, кто захочет ограничить себя определенной дисциплиной и приложить определенные усилия.
Те, кто имеет такой опыт, – пионеры в области духа. Они ведомы видением, а не верой. Подлинная религия основана на сознании непосредственной связи с Высшим. Этот опыт превосходит все формы, все образы, все понятия. Этот союз осуществляется внутри «Я», которое есть корень разума и воли. Все религиозные гимны – тщетные попытки передать смысл этого опыта.
Будду называют владыкой тайн (guhya-pati). Он сосредоточивает внимание на пробуждении (bodhi). Во всех своих формах буддизм подчеркивает важность интуитивного прозрения. Практика дзэн требует от нас пробиться сквозь все переплетения понятийного мышления, чтобы достичь радикального преображения бытия и сознания.
5. Samanvaya, или примирение.
Четвертая сутра (tat tu samanvayāt) говорит о примирении разных слов пророков о природе реальности, как эти слова переданы в писаниях. Наука ведет к почтительному принятию тайны. Религия учит, что для нас возможно личное переживание высшей тайны. Философия религии базируется в первую очередь на опыте религиозных деятелей, а не на рациональных понятиях абстрактной философии. Мы пытаемся создать из этого опыта нечто, что сохранит память о нем. Св. Августин говорит: «Мы верим, что знаем тайны святилища, тогда как мы все еще во внешнем дворе». Уайтхед вторит ему: «Слова лишь намекают на это, мы сознаём, что пребываем в общении с бесконечностью, и знаем, что никакие конечные формы не могут вместить его». Наши описания – истины частные, а не всецелые. То, что имплицитно содержится в словах писаний, эксплицируется в связной системе мысли.
Существуют две формы высшей реальности – nirguņa и saguņa, бескачественная и обладающая качествами. Когда в сутре 1.1.2. мы идем к Высшему от наблюдаемых данных, Высшее постигается как Вселенский Владыка, творец, правитель и направляющая сила вселенной. Когда мы в опыте переживаем Высшее, то понимаем, что оно трансцендентно миру, лежит выше его категорий и описывается только негативными методами. С каким усердием, страстью, вдохновением пытались решить вопросы, для которых наиболее адекватным ответом будут молчание и поклонение! Природа Абсолюта манифестируется молчанием
