Брачный контракт - [10]

— Вы совершенно правы, — ответил Поль, подавив вздох облегчения.

Роли распределились так странно, что Поль, будучи совершенно чист душою, смутился, а г-жа Эванхелиста была с виду совершенно спокойна, хотя на сердце у нее скребли кошки. Вдова обязана была дать за дочерью третью часть наследства, оставленного г-ном Эванхелиста, — миллион двести тысяч франков, но не в состоянии была бы это сделать, даже распродав все свое имущество. Она целиком зависела от великодушия будущего зятя. Сам по себе Поль не мог бы перед ней устоять, но если в дело вмешается нотариус, — удовлетворится ли Поль представленными счетами по опеке? А если он пойдет на попятный — весь город узнает причину, и Натали невозможно будет выдать замуж. Эта мать, пекущаяся о счастье дочери, эта женщина, всю жизнь слывшая безупречной, подумала, что завтра ее, может быть, постигнет бесчестье. Подобно великим полководцам, которым хотелось бы вычеркнуть из жизни тот день, когда они втайне от всех проявили трусость, она желала бы, чтобы завтрашний день никогда не наступал. Наверно, немало седых волос прибавилось у нее за эту ночь, когда она, лицом к лицу с надвигавшейся опасностью, упрекала себя за беспечность, чувствуя, как тягостно ее положение. С утра, как только она встанет, ей предстояло во всем открыться своему нотариусу, которого она просила прийти. Ей надо было признаться в своих тайных опасениях, а до сих пор она не хотела признаваться в них даже себе самой и, приближаясь к пропасти, не теряла надежды на счастливую случайность, хотя такие надежды никогда не сбываются. Она испытывала к Полю чувство некоторой неприязни, — это не была еще ненависть или вражда, или вообще что-либо злобное; но разве он не являлся все-таки ее противником в предстоящей глухой борьбе? Разве он не стал, сам того не ведая, ее врагом, которого нужно было победить? Кто может любить жертву своего обмана? Вынужденная хитрить, испанка по-женски решила добиться блестящей победы, ради которой только и стоило вступать в эту позорную борьбу. В ночной тишине она пыталась при помощи доводов, подсказанных гордостью, найти для себя смягчающие обстоятельства. Разве не вместе с Натали вела она этот расточительный образ жизни? Разве она руководилась в своем поведении какими-нибудь низкими, неблаговидными мотивами, которые могли бы запятнать ее? Она не умела быть расчетливой, но разве это — преступление, разве это — злодеяние? Разве любой мужчина не был бы счастлив жениться на такой девушке, как Натали? Разве это сокровище, сбереженное для Поля, не стоило расписки в получении приданого? Разве сплошь да рядом мужчины не приносят огромные жертвы, чтобы завоевать любимую женщину? Почему для законной жены нельзя сделать то, что делают для куртизанок?

К тому же Поль — человек недалекий, без особых дарований. Она постарается помочь ему своим умом и опытностью, выведет его на широкую дорогу; он будет обязан ей светской карьерой. Разве это не значит, что она полностью уплатит долг? Неужели он будет колебаться? Это было бы глупо с его стороны. Колебаться из-за того, что он получит на несколько экю меньше! Да это было бы просто подло!

«Если мне не удастся сразу же добиться успеха, — подумала она, — мы уедем из Бордо, и я, во всяком случае, смогу обеспечить Натали богатую жизнь, обратив в деньги то, что у меня осталось, — дом, бриллианты, обстановку, — отдав ей все, а для себя сохранив только скромную пенсию».

Когда государственный муж, устраненный от дел, строит себе, как Ришелье в Бруаже, роскошное пристанище, где собирается завершить свою жизнь, он черпает в этом новые силы, чтобы с триумфом вернуться к деятельности.

Так ободрилась и г-жа Эванхелиста, найдя для себя выход на случай неудачи, и заснула, полная надежды на победу в предстоящем бою. Она весьма рассчитывала на содействие самого ловкого нотариуса Бордо — г-на Солона, молодого человека лет двадцати семи, награжденного орденом Почетного легиона за то, что он активно содействовал вторичному возвращению Бурбонов. Счастливый и гордый тем, что его принимают у г-жи Эванхелиста не столько как нотариуса, сколько как одного из представителей роялистских кругов Бордо, Солонэ воспылал страстью к хозяйке дома, к этому еще красивому заходящему светилу. Женщины, подобные г-же Эванхелиста, могут не поддаваться чарам страсти, но все же она льстит им, и даже наиболее неприступные из них никогда ее резко не отталкивают. Поэтому Солонэ не терял самоуверенности; впрочем, он был безупречно почтителен и скромен.

С исполнительностью преданного слуги, нотариус явился в назначенное время и был введен в спальню кокетливой вдовы, принявшей его в обдуманно небрежном утреннем наряде.

— Могу ли я положиться на вашу скромность и преданность? — обратилась она к нему. — Сегодня вечером мне предстоят важные деловые переговоры. Вы догадываетесь, конечно, что дело идет о замужестве моей дочери.

Молодой человек рассыпался в учтивых заверениях.

— Итак, к делу! — сказала она.

— Я вас слушаю, — ответил он, принимая глубокомысленный вид.

Госпожа Эванхелиста напрямик объявила, в каком положении она находится.