Божий суд - [12]

            Стоял июль, макушка лета. И плакучие ивы роняли частые слезы в воду, слушая их негромкий разговор.

            - Ну так что? – в который раз спрашивал он у нее и в который раз слышал один и тот же ответ.

            - Я согласна!

            - Может, все-таки передумаешь?

            - Нет! Я готова бежать с тобой хоть на край света! Ты и в рубище нищего будешь мне так же люб, как и в княжеском плаще…

            - Княжеский плащ… Что ты можешь понимать в этом. Ради него я… я… - он оборвал себя на полуслове и снова спросил: - Итак, ты согласна?

            - Да! Да!

            Князь Илья осторожно обнял девушку, и та сделала попытку высвободиться из его рук:

            - Боязно обниматься… Грех!

            - Бежать на край света не страшно, а обниматься с любимым - грех? Ничего, мы все-таки обручены! – успокоил ее он и, сам отстранившись, вздохнул: - И потом, как знать, может, я последний раз обнял тебя. Время сейчас такое, да и судьба моя такова, что в любой момент все может оборваться единым разом…

            - Ты говоришь такие страшные слова и так мрачен сегодня…

            - Меня сделали таким…

            - Я знаю это. И все бы отдала, чтобы снова еще хоть раз увидеть твою улыбку. Я все готова для этого сделать… - прошептала Горислава.

            - Тогда, едем? – уже окончательно спросил князь Илья.

            - Прямо сейчас? – с готовностью посмотрела на него любимая, но он, приостанавливая ее порыв, покачал головой:

            - Нет, как только даст знак один человек, обещавший мне помочь вернуть этот княжеский плащ…

            Борис Давыдович, все лето и осень выгадывавший, где и кем ему выгодней быть, вспомнил о нем, точнее о союзе с князем Владимиром, только зимой. И Горислава сразу отозвалась на зов своего любимого. Поехала с ним. Ничего не понимая, перешла в руки Бориса Давыдовича, который лишь посмеявшись над князем Ильей, вместо обещанной помощи выгнал его вон из своего терема. Казалось бы, князя Илью должна была ослепить ярость от такого коварства и обмана обидчика. Но вместо этого он, наоборот, словно прозрел и, содрогнувшись от того, что едва не потерял, попытался выкрасть Гориславу, но неудачно, и князь Борис, едва ли не со всей дружиной, бросился за ним следом.

3

- Все равно я тебя порешу!.. - наконец прошептал охранник!

            Полутьма поруба стала сгущаться на глазах. Князь Илья зажмурился, чтобы от боли и стыда не видеть света даже от свечки… и – почему-то ему стала грезиться совсем иная погоня, причем, от самого князя Андрея Суздальского. И тогда была не зима, а лето.

            Впереди было огромное болото, которое он в спешке принял за луг, и где сразу стали увязать он сам и убегавшие с ним дружинники.

            Огонек свечи вдруг превратился в высокое солнце, которое ему уже никогда не суждено было увидеть…

            Какие-то люди, ноги которых почему-то не увязали в трясине, бросились к нему на помощь. Среди них были его дед, отец, мать…

            «Странно! – с удивлением подумалось князю. – Оказывается, они живы?! Для чего же тогда я так страдал, только зря считаясь изгоем?!»

            Он хотел радостно крикнуть им, что здесь, что видит их, но вязкая тина плотно залепляла ему рот и даже нос. Хрипя, задыхаясь, он дернулся и, разом приходя в себя от дикой боли в руке, открыл глаза.

            Над ним, зажимая ему рот и нос тряпицей, склонялся охранник.

            Князь тут же понял, что происходит. Он уснул, и только обожженная рука спасла его, приведя в чувство… Пленник собрал все свои силы и ударил кулаком по голове, никак уже не ожидавшего сопротивления от полузадушенного князя, охранника. Затем хлестнул по нему цепью, как можно дальше оттолкнул от себя ногами и обессиленно прижался спиной к стене.

            Несколько мгновений они сидели, тяжело дыша, с ненавистью глядя друг на друга.

            - Все равно я тебя порешу!.. - наконец прошептал охранник!

            - За что? – не понял князь Илья и услышал в ответ не оставлявшее ни малейших сомнений, что тот сделает все, чтобы сдержать свое слово:

            - Ты отнял у меня все! После того, как ты навел на мой город поганых половцев, да и сам прошелся по нему со своими головорезами, я лишился отца и матери. Они заживо сгорели в моем родном доме. А жену и детей – навсегда увели на длинном аркане в полон… И где они теперь? Хорошо, если стали рабами в православном Царьграде… Хоть в Божий храм разрешат иногда сходить и веру родную сохранят. А ну, как попали к туркам или арабам?..

            Князь Илья, слушая охранника, с каждым словом все ниже и ниже опускал голову.

            В другой раз он не сумел бы так близко принять к сердцу слов о чужой боли. Но тут так свежи были воспоминания от несправедливости своей собственной судьбы, что он вдруг, неожиданно для самого себя, понял этого, едва не убившего его человека. Точно так же, как у него самого отняли в жизни все самое дорогое и главное, так же и он полностью обездолил его.

            Можно, конечно, было возразить, что его вынудили встать на такую дорогу. Но стало ли бы тому от этого легче?