Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни - [8]

С юности Витгенштейн готовился к смерти, но все же он избежал самоубийства и прожил полноценную творческую жизнь, полную неожиданных событий и интеллектуальных поворотов. Именно на эти события и повороты стоит посмотреть под углом зрения того, как Витгенштейн единоборствовал со смертью и как он ее побеждал.

Обратимся к Дюркгейму, старшему современнику Витгенштейна, одному из основоположников социологии и, в частности, социологии самоубийства. Среди огромного количества аргументов, способствующих самоубийству и предохраняющих от него, которые представлены в книге Дюркгейма, семь тезисов чрезвычайно подходят к случаю Витгенштейна.

1. Так, Дюркгейм пишет, что среди всех европейских наций, которые он подверг статистическому исследованию, «одни только немцы имеют интенсивную наклонность к самоубийству, но они теряют ее вне пределов Германии (курсив мой — В. Р.)» [Дюркгейм 1994: 393]. Если рассматривать прусаков и австрийцев как один суперэтнос — в смысле Л. Н. Гумилева [Гумилев 1990], — то этот тезис применим к случаю Витгенштейна, тем более что, помимо процитированного выше фрагмента, Дюркгейм пишет, что, как и все столицы, «Вена […] насчитывает огромное число самоубийств» [Дюркгейм: 127].

В этом смысле переезд Витгенштейна в Англию (сначала в Манчестер в 1906 году, затем в Кембридж в 1911 году и окончательно в Кембридж в 1929 году), страну, имеющую больший иммунитет к самоубийствам, из утонченно-болезненной среды своих родственников в общество здоровых интеллектуалов — Бертрана Рассела, Джорджа Эдварда Мура, Джона Мейнарда Кейнса, от несомненно тяготивших его самоубийств братьев и близких по духу людей, прежде всего философа Отто Вайнингера и физика Людвига Больцмана, сыграл решающую роль в его душевном выздоровлении и духовном обогащении.

2. Следующий тезис Дюркгейма: «Общее повышение процента самоубийств вызывает протестантизм […], иммунитет католиков […] зависит от того, что им в меньшей степени свойственен религиозный индивидуализм и вследствие этого католическая церковь является более сплоченной» [Дюркгейм: 393]. Протестантизм дает большую свободу личности делать выбор, а стало быть, и распоряжаться и своей жизнью, и смертью. Соответственно протестантская церковь более лояльно относится к самоубийству, нежели католическая [Дюркгейм: 128].

То, что этот тезис имеет непосредственное отношение к Витгенштейну, не вызывает сомнения. На трех старших сыновей сильнее влиял протестант-отец, а на младших «выживших», Пауля и Людвига, — католичка-мать. Возможно, из бессознательного (кстати, это слово тогда было уже несколько лет в ходу в Вене) чувства самосохранения Витгенштейн, поступая в реальную школу в Линце, «записался» католиком.

3. Третий тезис Дюркгейма состоит в том, что число самоубийств возрастает с ослаблением связи между индивидом и обществом и, соответственно, vice versa. Одиночество Витгенштейна в детстве и юности, о котором мы уже говорили, несомненно толкало его слабую и хрупкую депрессивную натуру к самоубийству. К этому еще примешивается то специфическое чувство изгоя, которое, вероятно, еще испытывал в начале XX века любой гомосексуалист (тогда ведь проблема сексуальных меньшинств еще не была поставлена, и у моносексуалов, которых среди тогдашней венской культурной элиты было очень много, тот же Отто Вайнингер, Густав Малер, Бруно Вальтер, — и это все люди небезразличные Витгенштейну — не было своего сообщества, и они не могли защищать своих прав).

В этом смысле, занимая по своему рождению исключительное положение в обществе, Витгенштейн предпринял ряд смелых попыток, чтобы уйти из этого оказавшегося ему чуждым общества и вписаться в иные формы жизни. И отъезд в Англию, где он стал общаться с равными ему по интеллекту и интересам людьми, и решение идти на фронт, где он общался с солдатами и офицерами, а в плену нашел земляков и, между прочим, практически именно в плену написал «Логико-философский трактат»… Все это были удачные попытки «прорыва» (термин героя романа Томаса Манна «Доктор Фаустус») к людям. И хотя Витгенштейн ругал своих деревенских соседей в письмах к Расселу и почти ни одного доброго слова не сказал о приютивших его Кембриджских профессорах (Мур, Кейнс, Сраффа (с Расселом было сложнее), конечно, — исключения) — именно эти формы жизни придавали его жизни смысл.

4. Следующая проблема — самоубийство и богатство. «Бедность предохраняет от самоубийства, — пишет Дюркгейм, — потому что сама по себе она служит уздой […]. Напротив, богатство дает нам иллюзию, будто мы зависим от самих себя» [Дюркгейм: 239]. Как мы знаем, первое десятилетие своей жизни Витгенштейн жил в роскоши. Ни на Аллеегассе, ни в Манчестере, ни в Кембридже 1911–1913 годов он ни в чем не нуждался. Когда отец умер, то Людвиг должен был стать законным наследником огромного имущества. Однако он отказался от наследства в пользу семьи. Сознательная мотивация этого поступка была традиционной: философ не должен обременять себя имуществом. К тому же Витгенштейн был толстовцем и, как всякий ученик (к тому же немец), превзошел своего учителя. Если для Толстого провозглашение своей бедности было, в общем, знаковым жестом — он продолжал жить в Ясной Поляне «на всем готовом» несколько десятилетий, — то Витгенштейн поступил иначе. Он