Божественный лик Византии - [251]
Сакральный статус императора и королей подчеркивался различно. Франция, склонная к романтизму и лелеявшая идеал рыцарства, наделила своего монарха священной миссией королясудьи по образу Божьему. Французский государь единственный из всех своих собратьев давал специальную клятву творить правосудие, а взамен получал специальную инсигнию «длань правосудия» (main de justice). Его статус признавался священным именно вследствие королевской миссии творить божественную правду, а сам он именовался «светочем мира и правосудия»[1411].
Кроме того, для династической ветви Французских королей, к которым относятся и властители Туманного Альбиона, примечательна легенда (легенда ли?) о способности монархов исцелять больных и в первую очередь лиц, пораженных так называемой «золотухой». На протяжении многих веков велись специальные книги, в которые педантично вносились записи о фактах исцеления золотушных больных, которых король после наложения своих рук наделял деньгами.
Чуть позднее, уже в XV в., это чудесное свойство священной особы Французского короля перенесли и на Германского императора. В произведении некоего Феликса Фабри «Описание Германии, Швабии и города Ульма» содержатся следующие строки: «В хрониках графов Габсбургов читаем мы, что ниспослан был этим сеньорам таковой чистый дар Божий, что коли примет золотушный либо подагрик питье из графских рук, так сразу выздоравливает; и происходило сие частенько в Альбрехтштале, в Верхнем Эльзасе, краю, где люди золотушны от природы… Кроме того, известно и не однажды доказано, что всякий заика, кого один из этих государей по собственной охоте обнимет, тотчас обретает дар легкой и связной речи»[1412].
В эпоху Реформации, когда институт папства оказался на волосок от гибели, именно активное участие западных королей в церковной жизни стало неодолимой преградой на пути распространения протестантизма. Например, в Англии закрепилась практика инаугурационных проповедей при восшествии короля на престол. Она вполне соответствовала образу короля, несущего ответственность перед Богом в качестве посредника, дающего отчет обо всех своих подданных. Его власть, конечно, абсолютна – а иначе как он будет обеспечивать торжество справедливости?
Но главное даже не это. В первую очередь задачи Английского короля, как викария Христа, Его наместника, заключалась в молитве за всех англичан (!), за королевство и самого себя, дабы Господь наставил его на путь истинный. Замечательны изображения короля – он есть «Imago Dei», образ Бога, самое величественное и яркое проявление Божественного Величества[1413].
За другими монархами признавались способности изгнания бесов, исцеления эпилептиков и т.п. И хотя подобные известия современный исследовательский ум принимает исключительно скептически, нельзя не признать, что в любом случае рождение таких легенд (еще раз усомнимся, легенд ли?) было возможно лишь при условии признания сакрального характера королевской власти.
Симптоматично и другое. Ни один из многочисленных суверенных правителей Запада, несмотря на свои амбиции и силу, не осмеливался помазаться при своей коронации, как император и король. Это была исключительная прерогатива священных особ[1414].
II. Короли – богословы и канонисты
Вполне естественно, что едва христианская цивилизация коснулась германских народов, как блистательные византийские традиции начали воспроизводиться вчерашними варварами и язычниками. Характерный пример демонстрирует нам уже сын Франкского короля Хлодвига I Хильперик I (561—584), без всякого смущения всерьез взявшийся за богословие. Его перу, в частности, принадлежит трактат о Святой Троице и гимны, посвященные святому Медарду. Надо сказать, что современники по достоинству оценили его рвение и в одном панегирике его даже назвали «для христиан глава религии»[1415]. И хотя богословские труды Франкского короля не лишены, мягко говоря, недостатка, но для нас в данном случае важен сам факт, а не качество сочинений. Его венценосные преемники пошли той же дорогой.
Коронуя Карла Великого, Римский папа Лев III преследовал, разумеется, собственные политические цели. Ему и в голову не приходило, что франк дерзнет расширить свои полномочия на византийский манер. И уж, конечно, Римский первосвященник даже в мыслях представить себе не мог, что вчерашний варвар (каковым в глубине души апостолик считал Карла и его подданных) дерзнет вторгнуться в святая святых – догматическую сторону христианского вероучения.
Но именно так и произошло, причем образ действий царственного франка еще задолго до коронации не оставлял сомнений на этот счет; папе просто нужно было быть внимательнее. Уже в начале своего жизненного пути император писал понтифику: «Наше дело – защищать святую Церковь Христову извне от нападений язычников и грабежей неверных, и укреплять ее внутри, распространяя кафолическую веру. Ваше дело, святейший отец, состоит в том, чтобы споспешествовать успеху нашего оружия, воздавая вместе с Моисеем руки к Господу и моля Его даровать христианскому народу победу над врагами Его святого имени, дабы имя Господа нашего Иисуса Христа воссияло над всем миром». Таким образом, по мнению Карла, императору принадлежит действо и власть, апостолику – только молитва; неожиданный для Римского епископа раздел компетенции, который с ним никто не согласовал
