Божественные тайны сестричек Я-Я - [14]

— Мы почти потеряли тебя, мивочка, но теперь, думаю, все в порядке.

Иногда подобные представления до смерти пугали младших детей, не понимавших, что все это не взаправду. Поэтому у мамы вошло в привычку приглашать каждого пти я-я наклониться над спасаемым, ощутить, как воздух выходит из его ноздрей. После того как последний ребенок убеждался в действенности метода, все начинали хлопать. Мама, как всегда, подпрыгивала на одной ножке, выливая воду из ушей, и говорила:

— Хорошо, что не утратила квалификации.

Еще много дней после спасения из пучины ты перебирала в памяти все подробности с волнением и трепетом человека, заглянувшего в глаза смерти. Вспоминала, как уверенно она вытаскивала тебя из воды, вкус ее губ и запах дыхания. И еще много дней опасалась близко подплывать к глубокому месту, потому что чересчур живо представляла это «почти утопление». Мало того, начинала бояться аллигаторов, даже когда плескалась на мелководье. И постоянно гадала, что будет, если вдруг начнешь тонуть, а мамы не окажется рядом и некому будет нырнуть в воду и спасти тебя: скажем, она просто повернулась и ушла. Как в тот раз, когда ты была маленькой и сидела дома с бронхитом, а за окном лил и лил дождь. День за днем. Ты все время подбегала к окну, а ее не было. И ты была такой плохой, такой ужасной, что она дала тебе пощечину и просто ушла. Повернулась и ушла.

Но не одна мама хорошо плавала. Каро тоже была спасателем и обладала даже большей выносливостью, когда речь шла о некоторых стилях. Каро, с ее оливковой кожей и рыжевато-каштановыми волосами, уложенными в прическу «паж», выросла на берегах Мексиканского залива и могла часами держаться на воде. Купание в ручье было незначительным событием по сравнению с океанскими приключениями. Мама всегда говаривала: «Каро, вне всякого сомнения, лучшая пловчиха, которую я когда-либо знала или буду знать».

Каро достойно оттеняла мамину несгибаемость. Ростом пять футов девять дюймов, то есть гораздо выше, чем считалось модным в те времена, когда миниатюрность не только приветствовалась, но и боготворилась, длинноногая, с фигурой, идеально подходившей для костюмов Хэтти Карнеги, которые она все еще носила, хотя куплены они были много лет назад, она казалась мне единственным достойным примером для подражания. Плоская грудь и широкие плечи делали ее идеальной «вешалкой» для модной одежды, хотя из всех я-я именно она менее всего заботилась о подобных вещах. У нее было лишь одно черное вечернее платье без бретелек, с открытой спиной, открывавшее икры во время танца. Она надевала его на все вечеринки я-я, которые я помню с детства. Поверх Коро накидывала боа из перьев, за которым я и моя сестра Лулу гонялись как за живым существом. Как-то на мамин день рождения она даже нацепила ковбойские сапоги и стетсон, превратившись в нечто среднее между Марлен Дитрих и Энни Оукли[18].

Kapo — моя крестная, и мне не раз рассказывали историю о том, как в самом конце церемонии крещения она ни с того ни с сего стала насвистывать: «Загадай звезде желанье». И ко всем обращалась «дружище». «Эй, дружище, — восклицала она, — как оно ничего?» При этом людям невольно приходили на ум нью-йоркские таксисты или гангстеры тридцатых годов, но, обращаясь к человеку «дружище», Каро тем самым включала его в свой особый богемный круг.

Именно из-за нее я и причислила себя к богеме в возрасте восьми лет. Отказывалась носить что-то еще, кроме черного танцевального трико, колготок и темных очков, оставшихся после одной из родительских вечеринок с коктейлями. Да к тому же сменила имя на «мадам Войланска». На обращение же «Сидда» попросту не реагировала. Когда монахини пожаловались маме, та объяснила, что если мне угодно зваться мадам Войланской, значит, так тому и быть. Вернувшись домой из школы, я облачалась в свой траурный ансамбль и для пущего эффекта добавляла к общему облику сигарету. Связывала волосы в конский хвост и часами просиживала на табуретке перед стеклянными раздвижными дверями во внутренний дворик, рассматривая свое отражение. Нет, я даже не делала вид, что курю (подобные привычки скорее были присущи Лулу). Я пользовалась сигаретой как реквизитом, оттачивая элегантную жестикуляцию. Держала ее между большим и указательным пальцами и небрежно протыкала воздух, словно подчеркивая важность и вес собственных доводов. Эти самые доводы достаточно полно выражались в моих стихах. Одно из таких стихотворений до сих пор лежало в альбоме. Написанное детским почерком и датированное шестьдесят первым годом, то есть когда мне было восемь. Я была потрясена и тронута, увидев его. Да, ничего не скажешь, моя матушка — мастерица преподносить сюрпризы!

СВОБОДА

Мадам Войланска

Я двадцать шесть раз обошла вокруг дома!

Хлопала в ладоши и пела, и пела!

Но тут мои волосы встали дыбом!

И я не пригладила их!

Я обожала сочинять стихи и никак не могла взять в толк, почему нельзя каждую фразу заключать восклицательным знаком. Сестра Родни Мэри имела обыкновение обводить каждый противным красным кружком и писать: «Пользуйся точками, а не восклицательными знаками».