Божественные бомжатники - [12]

Наташа. Дядя! Зачем вы так. Может это и не он совсем.

Настя. А может это совсем и не Склон. А может это сам Михал Иваныч виноват.

Василиса. Ещё чего! Опять за своё, тварюга.

Увальнев. Про Михал Иваныча, это мы как – нибудь про себя разберёмся. Это ты, правда, шалава, говоришь. Только доподлинно известно, что Михал Иваныч к зачатию детей не склонный. И есть доказательства, что твоих блудных частей тела это паскудное дело. Так что ты и мне ответить должен и сотоварищам своим, которым ты заначку своими руками прятал, а затем стибрил, а, испугавшись чему – то, запрятал Насте эту заначку. А уж дальше дело Мастера боялось, но развязалось. Отчего эти деньги мы с Михал Иванычем даже взять про себя не могли. Всё на омоложение золотыми нитями пошло Мастеру. Так что для начала не противься погрузке – выгрузке (уходит).

Появляется Кривонос.

Кривонос. Что на все обвинения, что Увальнев тебе заявил, скажешь, Склон? Милиция, она, хоть и милиция, а в будущем полиция, но при необходимости в корень бдит. Что ответишь, друг наш ситный, Склон? Ты шкура, мерзкая, или как?

Склон. И отвечу. И скажу. Скажу, что эта камарилья Увальнев да Присыпкин добираются до нашего добра, и это единому дураку понятно, но, видно, не тебе, Кривонос. А потому, действительно, решил деньги другое место переложить, вас с Олигархом не ставя в известность, поскольку оба вы чем – то на стороне озабочены были. А Наташка мне сказала, что знают начальники наши про заначку общаковскую, а потому я её скоренько взял. Но здесь пошли все разговаривать на темы житья – бытья нашего. И тут же появляется Присыпкин да Увальнев почти друг за дружкой, что тень одна мурлоподобная. Думаю, что и собыском меня поспешат. Вот и сунул я заначку Настюхе. Всё равно она в свою сумку не заглыдывает. А если бы и заглядывала, то от неё, то есть сумки, так дурно не воняла. Подумал, что вонизм Настюхиной сумки, отвлечет начальников наших от досмотра. Так и случилось. Почём я знаю, что ребята Мастера на Настю позарятся. Будто им и другие услуги оказать не могут.

Кривонос. Ты дело говори, а не вокруг ходи. Ты по делу ничего такого ясного не сказал. И кроме твоих пожеланий всё не понятно. А ведь закон есть. Взял деньги общака, но один к ним прикасаться не имеешь права. А ты в одиночку цап – царапнул. Оттого ты наш закон нарушил. И всё наказание тебе одному нести.

Склон. Может мне нести наказание, но за то, что Насте по испугу своему случайному в бельишко заначку затырил. А не потому, что на деньги общие позарился. Этого на душу не беру.

Настя. А я видела, что он какие – то деньги считал. Считал он быстро, как в колоды карты сбрасывает, словно кассиром многие годы работал.

Склон. Кассиром не был. А в карты играю, оттого и деньги быстро сосчитать могу и даже очень.

Наташа. Врёт он все. А мне говорил, чтобы немного ждала, деньги у него будут. И большие. И что уже у него созрел план. И он перестанет быть бомжатником, а станет бизнесменом и будет давать деньги под проценты и уже договорился с Кривоносом, как они деньгами будут распоряжаться.

Кривонос. Что несешь, кудлатая болонка? Я об этом и не слухом, и не духом!

Творец. А вот тайну от бабы и не утаишь. Особливо, если с ней задумал жизнь куражить.

Квашенная. Так всех нас они собирались вокруг пальца обводить и себе привес в деньгах творить.

Крутой. А может всё это поклёп против нашего собрата по житью – бытью. А, может такое приключиться?

Хруст. Интересная песня затевается. Но знаю одно, сколько верёвочка не кудрявится, а на чьей – то шее опояшется. То, что ты, Склон, животик девочке делаешь. В том плохого и совсем отвратительного ничего не вижу, а в том, что уже так сразу и породниться с Увалнем да Михал Иванычем собираешься, то уже само по себе подозрительно.

Наташа. А что здесь подозрительного. Что случилось, то случилось.

Василиса. А ты, Наташка, сука подзаборная, с бомжатником связалась, лучше найти не могла.

Склон. Ну, плохо, хорошо ли, это нам самим решать, а не тебе подстилке присыпкинской. А бомжатник, так ведь бомж бомжатнику рознь. Ну, посеял талант свой без пользы, на дорогу его выбросил, а, общаясь с такой сволотой, как ты, твой дядя, и сожитель Присыпкин, понял я, что в своей совести еще не всё потерял, а с публикой вашей не скурвился. Только всё равно, заначку я вовсе и не брал. Я хотел её взять. Но её уже там не было. И деньги я обнаружил совсем в другом и даже очень интересном месте. А уже потом всё делал так, как вам всем сейчас и рассказал по правде, как на духу.

Крутой. И где же ты эту заначку обнаружил.

Склон. Обнаружил. У тебя в телевизоре. А вовсе не там, куда мы прятали её с Кривоносом и Олигархом.

Творец. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Так получается, что общак, как перекати – поле сам по себе от одного к другому, еще более честному перекатывался, а у Настюхи и оказался. Во дают. Все собирают, все тырят, но никому, кроме Мастера, ничего не достаётся. Вот оно чудо, так чудо.

Хруст. Только чую я, что от этого самого чуда, кто – то с пером или в боку или в заднице окажется. Не иначе.

Прорицатель. Да. Уже совсем интересно получается жатники – бомжатники. В живой жизни при стесненных обстоятельствах жизнь куражили, недовльные были, а как свободу через новую власть получили, так и начали в палочку – выручалочку друг с другом играть и самой яркой жизненной правдой – деньгами, но не своими, пользоваться решили. И ну этой заначкой в футбол играть. Словно игра эта и есть самое, что ни есть, главное в жизни нашей.