Божественное дитя - [30]

Луи далеко не сразу заметил, что между родителями вновь завязались интимные отношения. Спал он крепко, а потому неприятных ощущений не испытывал. Но вот однажды вечером он засиделся позже обычного, погрузившись в "Исповедь" Блаженного Августина. Луи не мог оторваться от этого захватывающего диалога человека со своим Господом, но внезапно почувствовал помимо непривычной жары легкое покачивание своего жилища. Посчитав, что мать занимается гимнастикой, он вознегодовал - что это еще за акробатические трюки посреди ночи! Одновременно до него донеслись какие-то глухие удары, но едва он собрался выразить свой протест, как его сморила неодолимая усталость, и он провалился в глубокий сон.

На следующий день, полагая, что все это ему приснилось, он стал расспрашивать мать, однако та сослалась на боли в пояснице, вынудившие ее несколько раз потянуться. Через неделю, в тот самый миг, когда Освальд вошел в пижаме к Мадлен, Луи только что лег, еще целиком захваченный чтением Маймонида, - уже завтра он намеревался перечесть "Путеводитель колеблющихся". Едва он засунул палец в рот - единственная уступка детству, - как материнская каюта затряслась. Что такое, у мамули снова заболела спина? Как странно, что на нее это находит ночью. На сей раз он явственно услышал звуки другого голоса. Какой-нибудь врач или массажист? Но почему же во всем организме отдается грохот, словно в дверь колотят обухом топора? Любопытная метода - неужели так высвобождают защемленный нерв? Или же... Да нет, он сошел с ума, этого не может быть. И он стал вслушиваться с напряженным вниманием: все те же удары, четкие и очень ритмичные... Весьма своеобразная гимнастика! Ему все-таки хотелось верить, что он просто ослышался, - поэтому он заткнул уши и попытался уснуть. Какое имел он право подозревать мать? Но откуда эта качка, как на волнах? Он пришел в ярость, в бешенстве вскочил - что же, Мадлен солгала ему? Луи терпеть не мог двух вещей: любовную страсть, затемняющую рассудок, и душевную распущенность, ведущую к вырождению. Через несколько минут шторм прекратился, и Луи спросил себя, не стал ли он опять жертвой галлюцинации.

Впрочем, он предусмотрительно решил не делиться своими сомнениями с матерью. Заметив, что странное явление повторялось в один и тот же час с интервалом в неделю, он счел за лучшее выждать и в следующий четверг затаился, выключив свет. И худшие его подозрения подтвердились. Все началось вновь: страшные толчки, вибрация, качка. На сей раз дело оказалось куда серьезнее - в его убежище творилось Бог весть что! Сам он упал с кушетки, с телефонов сорвало трубки, экраны компьютеров замигали, факс заверещал, радиоприемник стал потрескивать. Луи так укачало, что он едва не вернул назад свой ужин. Какие свиньи! Решив выяснить все досконально, он подполз к узкому отверстию матки, ведущему на нижние этажи. Ему очень хотелось взгромоздиться на фаллопиеву трубу, чтобы было виднее, но доступ туда преграждала слизистая пробка, оставившая лишь узкую щель. Приложив ухо к земле, словно индеец-следопыт, он услышал совсем рядом гулкие удары - как будто некий зверь с яростью пытался пробиться сквозь перегородку, и каждое движение этой твари отдавалось у него в голове. Потрясая своими маленькими кулачками, Луи завопил:

- Слушайте, вы! Вам здесь что, бордель?

Протесты его потонули в грохоте. Им овладело отчаяние, переросшее в панический страх, ибо Мадлен явственно произнесла: "Освальд!" Значит, самозванцем, который посмел осквернить священный мамин сосуд и нарушить райскую безмятежность, был Освальд!

Душа разрывалась при мысли, что этот "глава семьи" устроился на ней, словно шмель на цветке. Луи оцепенел в бессильном негодовании, но тут послышались ужасные хрипы, и его отбросило на радиотелефон - он ударился так сильно, что на затылке вскочила шишка. Ему следовало накрепко привязаться, ведь положение становилось просто угрожающим. Энергетический взрыв в утробе Мадлен был подобен землетрясению: в течение нескольких секунд все ходило ходуном, затем вновь воцарилось спокойствие. От ужаса Луи готов был немедленно приступить к карательным акциям, но быстро опомнился. Возможно, мать оказалась такой же, как и он, жертвой этого человека, принудившего ее к подобной мерзости. Он мог бы вызвать Дамьена с его командой и приказать им расправиться с негодяем - бросить за решетку, быть может, даже кастрировать. Однако Мессии не подобало просить о помощи простых смертных - для него было делом чести самому решить эту проблему.

Зная, что родители взяли привычку спариваться по четвергам, между двенадцатью и часом ночи, Луи приготовил все необходимое для осуществления своего плана. С Мадлен он был весел и предупредителен, дабы не пробудить в ней раньше времени подозрения. Бандитов следовало схватить на месте преступления. Неделю спустя, после упорных трудов, вновь вынудивших его прервать занятия, Луи без четверти двенадцать - "предки" отличались пунктуальностью в вопросах случки - прикрепил к запястью пуповину, сплетенную для такого случая в упругую веревку. Все было готово - и вот начались судороги. Стало жарко и душно, на стенках матки проступили капли, все отверстия увлажнились, нижняя часть живота источала соки - Луи вымок с головы до ног. "Сволочи! Они мне за это заплатят!" Он судорожно ухватился за выступ, готовясь к худшему, и вскоре разразилась настоящая буря. Компьютеры опасно зашатались, и Луи испугался, как бы они не рухнули на него, поскольку закрепить их не было никакой возможности. На сей раз Мадлен сотрясалась в гораздо более сильных конвульсиях, нежели обычно. Неужели это доставляло ей хоть какое-то удовольствие?