«Божественная комедия». Ад. Часть 2 - [28]

Шрифт
Интервал

perché «l veder dinanzi era lor tolto. [15]
Forse per forza già di parlasia
si travolse così alcun del tutto;
ma io nol vidi, né credo che sia. [18]
Se Dio ti lasci, lettor, prender frutto
di tua lezione, or pensa per te stesso
com'io potea tener lo viso asciutto, [21]
quando la nostra imagine di presso
vidi sì torta, che «l pianto de li occhi
le natiche bagnava per lo fesso. [24]
Когда я взору дал по ним скользнуть,
То каждый оказался странно скручен
В том месте, где к лицу подходит грудь; [12]
Челом к спине повернут и беззвучен,
Он, пятясь задом, направлял свой шаг
И видеть прямо был навек отучен. [15]
Возможно, что кому-нибудь столбняк,
Как этим, и сводил все тело разом, —
Не знаю, но навряд ли это так. [18]
Читатель, – и господь моим рассказом
Тебе урок да преподаст благой, —
Помысли, мог ли я невлажным глазом [21]
Взирать вблизи на образ наш земной,
Так свернутый, что плач очей печальный
Меж ягодиц струился бороздой. [24]

Когда скорлупа из папье-маше на модели затвердевает, её снимают, получая образ, вывернутый наизнанку. Формы для выплавки восковых моделей – прорицатели будущих отливок – вывернуты наизнанку, и, конечно же, немы, т. е. ничего не говорят, смотрящим на них. Трудно узнать в вывернутой наизнанку скорлупе, что будет в ней отлито. При этом Данте говорит, что это не реальный образ изувеченного человека. Он призывает читателя свидетелем, что без слёз взглянуть на это зрелище невозможно.

Поэт находится в следующем цехе завода, где снимают формы из папье-маше с моделей, разрезая их. Бесформенные снаружи, изнутри формы из папье-маше совершенно точно и чисто повторяют форму модели, только вывернуты наизнанку. Если на отливке предполагается надпись, на форме она читается наоборот, в перевёрнутом зеркальном изображении.

Certo io piangea, poggiato a un de» rocchi
del duro scoglio, sì che la mia scorta
mi disse: «Ancor se» tu de li altri sciocchi? [27]
Qui vive la pietà quand» è ben morta;
chi è più scellerato che colui
che al giudicio divin passion comporta? [30]
Drizza la testa, drizza, e vedi a cui
s'aperse a li occhi d'i Teban la terra;
per ch'ei gridavan tutti: «Dove rui, [33]
Anfïarao? perché lasci la guerra?».
E non restò di ruinare a valle
fino a Minòs che ciascheduno afferra. [36]
Mira c'ha fatto petto de le spalle:
perché volle veder troppo davante,
di retro guarda e fa retroso calle. [39]
Vedi Tiresia, che mutò sembiante
quando di maschio femmina divenne,
cangiandosi le membra tutte quante; [42]
e prima, poi, ribatter li convenne
li duo serpenti avvolti, con la verga,
che rïavesse le maschili penne. [45 [
Aronta è quel ch'al ventre li s'atterga,
che ne» monti di Luni, dove ronca
lo Carrarese che di sotto alberga, [48]
ebbe tra ' bianchi marmi la spelonca
per sua dimora; onde a guardar le stelle
e «l mar no li era la veduta tronca. [51]
Я плакал, опершись на выступ скальный.
«Ужель твое безумье таково? —
Промолвил мне мой спутник достохвальный. [27]
Здесь жив к добру тот, в ком оно мертво.
Не те ли всех тяжеле виноваты,
Кто ропщет, если судит божество? [30]
Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый,
Пожранный ею на глазах фивян,
Когда они воскликнули: «Куда ты, [33]
Амфиарай? Что бросил ратный стан?»,
А он все вглубь свергался без оглядки,
Пока Миносом не был обуздан. [36]
Ты видишь – в грудь он превратил лопатки:
За то, что взором слишком вдаль проник,
Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки. [39]
А вот Тиресий, изменивший лик,
Когда, в жену из мужа превращенный,
Всем естеством преобразился вмиг; [42]
И лишь потом, змеиный клуб сплетенный
Ударив вновь, он стал таким, как был,
В мужские перья снова облаченный. [45]
А следом Арунс надвигает тыл;
Там, где над Луни громоздятся горы
И где каррарец пажити взрыхлил, [48]
Он жил в пещере мраморной и взоры
Свободно и в ночные небеса,
И на морские устремлял просторы. [51]

Данте потрясён увиденным. Вергилий успокаивает его, поясняя, что перед ним всего лишь промежуточный продукт – формы, с помощью которых будут отлиты прекрасные изделия: – «Здесь жив к добру тот, в ком оно мертво». Затем Вергилий перечисляет великих «древних» перевёртышей – предателей и притворщиков.


Амфиарай – в греческих мифах – царь и прорицатель, один из семи аргивских вождей, осаждавших Фивы, чтобы отвоевать их для Полиника у его брата Этеокла. Во время сражения земля под Амфиараем разверзлась, и он, на своей боевой колеснице, низринулся в преисподнюю, где судит Минос (Стаций, «Фиваида», VII, 690-VIII, 20).

Тиресий – в греческих мифах – фиванский прорицатель, отец Манто. Ударив посохом двух сплетшихся змей, он превратился в женщину и только семь лет спустя, вновь ударив им тех же змей, снова стал мужчиной (Овидий, Метам., III, 324—331). Мужские перья – борода.

Арунс – этрусский гадатель, которого, по рассказу Лукана («Фарсалия», I, 584—638), римляне призвали, чтобы узнать от него исход гражданской войны. Луни – этрусский город в устье Магры, разрушенный в XI веке сарацинами. Поблизости, на плодородной полосе Лигурийского побережья, расположен город Каррара. К востоку от него возвышаются горы, где добывается знаменитый каррарский мрамор.


Вергилий говорит Данте: – не надо судить о деяниях Богов по первому впечатлению. Земля разверзлась под Амфиараем: – когда раскрывают форму для отливки восковой модели, модель выпадает из неё. Раскрытая форма, как вывернутая наизнанку фигура. Идёт сравнение вывернутых фигур с историческими персонажами, которые занимались лицедейством; как в театре, когда мужчина превращается в женщину, а женщина – в мальчика. Лишь потом, ударив сплетенный змеиный клубок, он превращается в отливку. Здесь – формы исторических персонажей, а превратятся ли они в изваяния, не сможет предсказать ни одна прорицательница.


Еще от автора Аркадий Аркадьевич Казанский
«Божественная комедия». Ад. Часть 1

«Божественная комедия» Данте Алигьери – мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить время и место действия, отождествить её персонажей с реальными людьми, определить, кто скрывается под именами Данте, Беатриче, Вергилий? Тщательный и придирчивый литературно-исторический анализ текста показывает, что это реально возможно. Сам поэт, желая, чтобы его бессмертное произведение было прочитано, оставил огромное количество указаний на это. Первый том посвящен расшифровке первой части дантовского «Ада».


«Играю словом…»

Стихи разных лет — о любви и жизни, о высоком и повседневном, о природе и городе, о встречах и расставаниях… В сборник вошло так же несколько круговых акростихов, что будет интересно ценителям жанра.


Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том IV

«Божественная комедия» Данте Алигьери — мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить время и место действия, отождествить её персонажей с реальными людьми, определить, кто скрывается под именами Данте, Беатриче, Вергилий? Тщательный и придирчивый литературно-исторический анализ текста показывает, что это реально возможно. Сам поэт, желая, чтобы его бессмертное произведение было прочитано, оставил огромное количество указаний на это.


Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том V

«Божественная комедия» Данте Алигьери — мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить время и место действия, отождествить её персонажей с реальными людьми, определить, кто скрывается под именами Данте, Беатриче, Вергилий? Тщательный и придирчивый литературно-исторический анализ текста показывает, что это реально возможно. Сам поэт, желая, чтобы его бессмертное произведение было прочитано, оставил огромное количество указаний на это.


Рекомендуем почитать
Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.