Божественная игра - [22]

Я занес ногу, чтобы переступить ручей.

И воздух наполнился пронзительным звоном.

Шокированный, я остановился, стараясь зажать уши ладонями природный защитный рефлекс. По гримасе на лице Лайкли было понятно, что она чувствует то же, что и я: вибрирующий визг, слишком оглушительный для звука.

Дженн закричала. По-моему, она что-то пыталась сказать мне. Я только увидел, как она оторвалась от земли и медленно поплыла по воздуху, и, спустя несколько секунд, приземлилась на той стороне ручья.

Это было удивительно, я даже отнял руки он висков — и только сейчас понял, что визга больше нет! Пульсирующий гул в ушах вот и все. Нет, еще что-то странное происходит с окружающей природой: лианы, длинные ветви качаются очень медленно, очень. Вода ручейка еле-еле движется, мелкие волны нехотя перекатываются с бочка на бочок. И Дженн — ее жесты вдруг приобрели какую-то гротескность, губы шевелятся, словно…

Гул стал еще ниже.

Красная голова ящерки показалась из-под палой листвы и миллиметр за миллиметром, по волоску стала выходит из панциря тлеющей листвы.

Гул… затихает…

Дженн… замирает, будто статуя…

Движения… исчезают… или наоборот — ускоряются до молниеносной быстроты и поэтому видеть их невозможно. Не поймешь. Зато багровые хвосты наползают со всех сторон с вполне нормальной скоростью.

Рывок, мгновение ослепительной боли — это невозможно пережить, но мне удается.

Я лежу на земле, по лицу моему ползет крупный муравей… Почему я уверен, что именно муравей? И откуда я знаю, что у него нет одной ноги и что он рыжего цвета с черным задом? Дженн сидит рядом, заглядывает в глаза.

— Ну как ты? — спрашивает она; я пытаюсь улыбнуться; она все понимает. — Разве ты не слышал, как я кричала? Нет? Нам вообще нельзя было останавливаться. Чувствуешь, здесь уже нет ничего. Все осталось там, по ту сторону ручья.

Мысли отягощены туманом, поэтому я не сразу понимаю, что такое «ничего» и что именно осталось на той стороне. Да, здесь не чувствуется Смерть.

Я привстаю, поворачиваю голову к ручью. Так, теперь надо вспомнить, что там Дженн вбивала мне в голову… Ага!

Надо только расслабиться, посмотреть в темноту перед собой; должна появиться светлая точка. «Смотри в нее, пока она не займет все поле твоего зрения, запомни ощущения и открывай глаза. Держи! Не выходи из этого состояния — ты понимаешь, о чем я. Теперь ты видишь».

Я вижу, по-настоящему вижу…

Над ручьем — воздушная рябь. Воздух стал пленкой и перегораживает пространство, тянет от одной стороны горизонта к другой? Нет. Он огораживает какую-то область в лесу. И мешает мне заглянуть дальше…

О, Боги!

Там трупы! Сотни трупов, груды мертвых тел — человеческих тел! Они мерцают светло-лиловым, зеленые точки блуждают внутри их. Они были убиты совсем недавно.

* * *

Успех — да, первая разведка оказалась успешной. Но что за абсурд?! Слово «успех» должно означать нечто светлое и радостное, к чему хочется тянуться. Мы нашли, хотя и не знали, что нужно искать. Но мы нашли.

Кому нужен такой успех?..

В город возвращались, тщательно обходя воздушный барьер. Обычным зрением его не увидишь, значит, поставлен не для обычных людей. Кем? Локками?

Для меня будет большим сюрпризом узнать о существовании на Центурионе некой третьей расы. Для Лайкли — не знаю, ее лицо давно перестало что-либо выражать, а прочесть мысли Охотницы для меня не представляется возможным.

Выходит, локки вовсе не беззащитные свиньи, какими я считал их раньше… Черт, как же погано на душе! Разум не хочет увязывать в единое целое слова «локк» и «способность к защите». Я просто не могу!

А они не только способны защищаться, они еще и могут нападать. И это уже предел всему.

В городе царил переполох: улицы были заполнены людьми. Все от мала до велика вышли из домов и куда-то бежали, потрясая кулаками над головой.

По-моему, Лайкли не удивилась. Черт подери, кто же она, эта женщина?!

— Вот он! Вот он!

Не менее сотни лиц разом повернулись ко мне и две сотни пальцев нацелились мне в грудь.

— Вот он! Держи его!

Спустя секунду мои руки были надежно скручены ремнями. И я, Охотник с огромным стажем и опытом, не смог противостоять обычным людям!..

Я кричал, но меня не слушали. Я пытался вырваться, но ремень только сильнее врезался в руки. Меня волокли по улицам, передавая из рук в руки, пока не притащили к дому мэра.

Мэр, Сэмьюэл Хаммет, стоял на своем крыльце, засунув руки в карманы брюк. Меня подтащили поближе к крыльцу и — слава Богам! поставили на ноги. Хотя, двое все же остались поддерживать меня за локти.

Сэм — я всегда называл мэра так, по приятельски — посмотрел на меня в упор. Всю жизнь думал, что «сверлящий взгляд» — это такой литературный оборот, теперь же убедился в правдивости этого выражения. Взгляд Сэма действительно вонзался в меня подобно алмазному буравчику.

— Подойди, Кен, я хочу поговорить. А вы, быстро, отпустите его!

Руки мне не развязали, но двое дышащих в затылок отошли к толпе. Я взошел на крыльцо. Сэм был на полголовы ниже меня, так что ему пришлось отойти чуть назад и приподнять лицо.

Он покачал головой.

— Кен… — начал мэр и замолк, потупив взгляд. — Ты ведь всегда был одним из нас. Конечно, публика в нашем городке слишком уж своеобразная, но мы живем в глубочайшей глуши. Мы ведь как родственники…