Боже, Божена! - [25]

Шрифт
Интервал

Да, если уж на «Татлер» в то время не нашлось правильного персонажа, какая судьба ожидает оплот тщеты всего сущего Vogue? Заменить Долецкую, может, и не мешало бы, да только живых памятников у нас всего два – Эвелина Хромченко и многострадальная Алена. «Было бы прикольно заменить Алену на Эвелину», – говорили пикейные жилеты, но я прекрасно знала, что этого не случится: отечественный глянец взял курс на безликих, безымянных и безъязыких.

Официальная версия, сработанная Conde Nast, оскорбительно топорна: Алена, дескать, Долецкая пишет книгу зело масштабную, что доле не может разрываться между созданием эпоса «Война и Вог» и руководством одноименным журналом. Никто в это фуфло не поверил, но на то и был расчет: высосанная из пальца отмазка – это часть концепции оскорбительного увольнения Долецкой. Conde Nast изначально не ставило перед собой задачу сочинить ничего правдоподобного.

Алену Долецкую уволили жестко. По слухам, ей дали чуть ли не два часа на сборы. Якобы редакция с утра пришла, села за компьютеры и обнаружила пренеприятное известие, и в это же время все узнала и сама Долецкая. Другие говорят, что ей все-таки позвонили из головного Vogue и сказали: вы уволены, у вас есть столько-то времени, чтобы освободить кабинет. В любом случае, хоть ей наверняка и выдали тройные прогонные, уволили ее демонстративно резким способом. И если не знать, что Алена поступала аналогичным образом со многими, то можно и пожалеть.

Она называла свой журнал «Вауг». Растягивая и слегка подгнусавливая первое «вау». Окологламурная тусовка, гламур – часть бизнеса, коверкали название до «Вогуе», желая казаться как бы выше этих игрищ, но тем самым все равно в них участвуя.

По случаю увольнения Долецкой кулуары этого самого «Вау-гэ» бурлили о чем-то вроде падения рекламы. Но я вас умоляю – это история не про цифры, а про двух женщин – главу издательского дома Conde Nast Карину Добротворскую и Алену Долецкую. И история эта стара как мир.

Тот самый вечный сюжет – конфликт стрекозы и муравья – длился без малого десять лет. Алена – это Моцарт, легкое дыхание, чарующий интерфейс, Карина – упорный железобетонный пахарь, Сальери, которому все дается очень тяжело. У нее нет и не будет полетности, но эти терпение и труд перетрут все живое. Долецкую она пожирала столь медленно, сколь же необратимо – всецело сосредоточившись на процессе.

Давным-давно, в незапамятные времена, Алена привела смерть свою Карину в Vogue своими же руками. До этого госпожа Добротворская немножко поработала в журнале «Премьер», ушла в декрет, родила и случайно, чуть ли не на бытовой почве, познакомилась с Аленой Долецкой. В результате Долецкая взяла ее своим замом, – ничто не ново под луной, и заместитель, подсидевший благодетеля, – это тоже вечный сюжет. Госпожа Долецкая, как дальновидный, но малость отъехавший гроссмейстер, сама себе готовила мат. Почему она вовремя не заметила смертельную опасность? Предположу, что причина – самоупоение и, как следствие, неумение разбираться в людях и незнание элементарной человеческой природы. Справедливости ради надо сказать, что той природой Долецкая никогда особо и не интересовалась.

Она позиционировала себя как сильный человек, ее сумасшедшая харизма завораживала. Но в ней не было чего-то, что дало бы отпор внешним влияниям – той самой силы в ней и не было. Скажу проще: главным приводным ремнем Алены Долецкой служило обожание. Вот приезжает Алена с какого-нибудь показа. И вся редакция начинает над ней причитать. (Кстати, поднять настроение Долецкой было очень легко – ловко ввернуть, что главред L’Officiele Эвелина ей и в подметки не годится.) На постоянных придыханиях «Самая прекрасная-распрекрасная ненаглядная Аленочка!» в «Вау-гэ» делались карьеры. На этом принципе ассистентки вырастали до замглавреда.

Тем временем нездоровая атмосфера в Conde Nast привела к тому, что московское отделение завшивело льстивыми и профессионально непригодными ничтожествами. Интриги приветствовались, сотрудники выигрывали соревнование жизни, делая друг другу подножки. А пока вся эта свора грызлась между собой за право подползти к Долецкой на брюхе, сама Алена была слишком поглощена пламенным романом сама с собой – неладное она почуяла слишком поздно.

Следует признать, что желание быть поцелованным в попу – не есть мечта исключительно Долецкой. Это фантазия общечеловеческая и в мире корпоративной культуры она реализуется самыми разнообразными способами. И все же исполнять лизатто не требовалось в Elle времен, например, Ирины Михайловской. Не находила отклика и оголтелая готовность минетить у начальства в In Style.

Иллюзий насчет своих профессиональных навыков Долецкая не питала, что делает ей честь, но, увы, не играет на руку. Неуверенность в себе легко подводила ее под чужое влияние. И Карина не преминула этим воспользоваться, – как-то раз сотрудник редакции нашел у Алены письмо от Карины о том, какие все вокруг «никакие» и «не те», как все в редакции плохо пишут и как нужен человек, который будет всех переписывать и править. Сразу на открытый конфликт Добротворская не решилась: цепкая, хваткая крестьянская девушка таилась под масочкой очень хорошей, душевной и совсем не карьерной женщины.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Говорит Вафин

Юрий Вафин – один из самых загадочных персонажей Рунета. Его каналы и соцсети привлекают десятки тысяч подписчиков, его цитируют и приглашают на интервью, его постов ждет огромная аудитория – но никто не знает, как он выглядит. Искрометная интеллектуальная сатира под маской дворового фольклора и автор, упорно сохраняющий инкогнито – вот рецепт успеха Вафина. Этак книга собрала лучшие тексты Юрия Вафина. По ней можно гадать, из нее можно черпать мудрость, ее можно цитировать. Невозможно лишь одно – остаться к ней равнодушным.


Меня на всех не хватит!

Психологические границы – наиболее частая тема, которая затрагивается на консультациях у психолога. Мы сталкиваемся с нарушением этих границ ежедневно, но не всегда умеем их грамотно отстоять. У всех трудности разные, а причина одна и та же. И так хочется получить «волшебную таблетку», какой-то универсальный рецепт, который подойдёт всем! Но такого, к сожалению, нет. Зато есть идеи, обдумав которые вы сможете найти свой собственный способ жить так, как вам понравится.