Бойся кошек - [13]

Пару раз он осознанно шел за какой-нибудь группой людей, намереваясь по возможности разобраться, для чего они собрались, но те всякий раз довольно скоро обнаруживали его присутствие и немедленно расходились — каждый шел дальше своей дорогой. Все оставалось практически неизменным: ему никак не удавалось установить круг их подлинных интересов. Собор всегда пустовал; старая церковь Святого Мартина, располагавшаяся на другом конце города, также никем и никогда не посещалась. И покупки свои эти люди делали отнюдь не потому, что им хотелось что-то купить, а просто потому, что так полагалось поступать. В лавки они практически не заходили, ларьки огибали стороной, в кафе не заглядывали. Но улицы были неизменно заполнены деловито снующими людьми.

Этого просто не может быть, говорил он себе и сам же посмеивался над тем, что ему в голову вообще могла прийти подобная нелепая мысль. Ведь не может же быть так, чтобы его окружали люди-призраки, у которых лишь ночью начинается настоящая жизнь, и добровольно они выходят наружу лишь после захода солнца? Разве возможно такое, чтобы в дневное время они накидывали на себя маску бодрого притворства, тогда как подлинная их активность начиналась лишь с наступлением темноты? А может, у них души ночных существ, и весь этот благодатный городок находится в руках — лапах кошек?

Столь причудливая мысль потрясла его, словно ударила током; он даже невольно съежился, почувствовав приступ страха. И хотя он продолжал изредка посмеиваться над подобными мыслями, сознание его постепенно начинало испытывать нечто большее, нежели обычную неловкость, приходить к выводу, что неведомые ему силы все чаще подергивают, а то и просто тащат его за тысячи невидимых нитей, привязанных к самой сердцевине его естества. В душе его начинало медленно шевелиться нечто такое, что располагалось бесконечно далеко от его обычной повседневной жизни, что дремало на протяжении долгих лет — и тут же он ощущал, как к сердцу и мозгу его несутся едва заметные, стремительные сигналы, скоротечные импульсы, порождавшие причудливые мысли и даже воплощавшиеся в отдельные незначительные поступки. У него было такое ощущение, что ставкой в этом состязании с неведомыми силами является нечто жизненно важное, как для его тела, так и для всей души.

Всякий раз, когда он вскоре после захода солнца возвращался в гостиницу, Везин замечал фигуры горожан, робко крадущихся от дверей своих магазинов, бредущих по улицам в обоих направлениях и огибающих углы домов, и неизменно при его приближении беззвучно, как тени растворявшихся в наплывавших сумерках. Когда же двери гостиницы ровно в десять часов наглухо запирались, у него, естественно, полностью пропадала любая возможность посмотреть, как выглядит город в ночное время, хотя мысль об этом постоянно будоражила его сознание.

«…из-за их спячки, и из-за их кошек», — эти слова теперь все более часто звенели у него в ушах, хотя за ними по-прежнему не просматривалось никакого доступного ему смысла.

Более того, некая сила заставляла его ночью спать мертвецким сном.

III

Случилось это, кажется, на пятый день его пребывания в городе — хотя в этой части его рассказ иногда допускал некоторые отклонения, — когда он наконец сделал открытие, вселившее в его сердце еще большую тревогу, едва ли не подведя его к грани резкого психического надлома. Прежде он уже замечал, что под воздействием окружающей обстановки в его характере уже начали происходить некоторые незначительные изменения, отчасти изменившие кое-какие его привычки, хотя некоторое время он упорно старался отрицать их существование. На сей же раз произошло нечто такое, что застало его врасплох и нельзя было с небрежной легкостью отвергнуть.

Даже в лучшие свои годы Везин не отличался особой активностью, предпочитая занимать позицию скорее пассивного, во многом безразличного созерцателя, хотя, когда обстоятельства того требовали, был способен также на решительные, энергичные, а подчас и весьма жесткие действия. И то открытие, которое он сейчас сделал, и которое столь сильно потрясло его, в сущности было не таким уж сложным для понимания и заключалось в том, что его внутренняя энергия, сила постепенно, но неуклонно убывала, явно превращаясь в ничто. Он внезапно обнаружил, что почти не в состоянии принять какое-либо решение. Именно на пятые сутки он впервые обратил внимание на то обстоятельство, что уже довольно долго живет в этом городе, тогда как по ряду причин, сущность которых до сих пор продолжала оставаться не вполне понятной ему, гораздо благоразумнее и безопаснее было бы как можно скорее уехать отсюда.

Но он понимал, что не может уехать!

Подобное состояние трудно выразить словами, а потому он скорее жестами и мимикой передал доктору Силянсу ту степень собственного бессилия, которую испытал в тот момент. Как он сам сказал, все это подглядывание и присматривание словно обвило его ноги невидимой сетью, недоступными взору путами, которые не позволяли ему свободно передвигаться и исключали возможность побега. Он чувствовал себя подобно мухе, угодившей в хитроумно сплетенную паутину; он был пленен и лишен возможности к бегству и спасению.