Бойня - [3]

— Фуру ее видел? Сука проклятая. Дьяволово семя... — Мы тут в шахте жилы рвем, света белого не видим, а она, как баронесса, на фуре разъезжает... Правильно батюшка наш говорит, что сладок грех, и многое грешники в этом мире имеют, ибо едят от праведников...

— Да хорош, ты... И без тебя тошно... Мне этого попа россказни, уже вот где, — выпростав из-под полы потрепанного дождевика руку с зажатой в ней тлеющей самокруткой, говорящий резким движением провел ребром ладони по горлу. — Мутанты — зло, радиация — зло. К Хряку ходить — зло. Вдовушку Мана — два кайла потискать — и то зло... В трактир, вот сказал, кто сегодня зайдет, того церковного пайка на неделю лишит... Сам за свою жизнь и палец о палец не ударил, а меня жизни учит. Проработал бы пару смен подряд в забое, а потом бы и рассуждал, как без дополнительного пайка...

— Эй, приятель, — возмутился первый. — Бога-то не гневи! Наш батюшка день и ночь за наши души молится. До рассвета встает, храм с молитвой обходит. У него все глаза от слез, что он по нашим грехам льет, красные.

— От самогона они у него красные, что ему девка Хряка по ночам носит, — хмыкнул второй. — А пузо от жратвы, что твоя женушка ему тащит, растет. Но ты прав. То, что у мутки [2] грузовик, это как-то... не по справедливости, что ли... Видел, как она тент завязывала, проверяла? Наверняка, там что-то спрятано...

— Может, глянем? — Запустив руку под капюшон, поскреб куцую бороденку первый и смачно сплюнул под ноги.

— А если услышит? Я у девок спросил: ее комната вон там, прямо на фуру окнами... Видишь, свечку жжет...

— Ну и что? — Пожав плечами, говорящий отбросил на спину капюшон, продемонстрировал второму зажатую в руке массивную, сваренную из обрезков труб конструкцию. — Тут в каждом стволе почти двадцать грамм дымаря и две горсти гвоздей рубленных, — пояснил он озадаченно уставившемуся на самопал второму. — Я эту штуку против твари, что в забое живет, сделал. Валенки зимние на пыжи не пожалел. Урсуса с ног сшибет, не то, что девку. Пусть она, хоть сто раз мутка. Батюшка сказал, что, если кто ее привалит, он лично тому полную шапку серебра отсыплет. — Широкое лицо владельца оружия искривилось в жестокой улыбке. Свернутый набок нос издал хрюкающий звук.

— А меня, значит, за компанию позвал, — вздохнул второй, отбрасывая окурок. — Одному-то, все равно, ссыкотно. Да, Барт? Даже с лупарой?

— Ты, Криг, первый кулачный боец в селе. Тебе даже Хряка свалить, как два пальца. — С уважением покосился на высокую, плечистую фигуру собеседника первый. — И ножом ты управляешься неплохо. Мое предложение: идём к фуре, режем тент. Если девка спит, то берем, что плохо лежит, и валим. Хабар пополам. Если выскочит... — Шахтер встряхнул своим корявым самопалом. — Не бойся, трактирщик возражать не будет. Если бы эта баба у него в друзьях была, он бы давно фуру во двор загнал...

— По ногам, — неожиданно глухо отозвался Криг.

— Что? — удивился первый.

— По ногам стреляй, говорю, — терпеливо повторил широкоплечий, с хрустом разминая кулаки. — Сам знаешь, что меня Хряк с тех пор, как я одну из его баб придушил, наверх не пускает. А мутка, хоть и в партаках вся, но вроде, ниче, не сильно страшная.

— Да ты что? — нахмурился Барт. — Батюшка за такое может и...

— Да срать я хотел на твоего попа, — раздраженно фыркнул громила и принялся стягивать с себя дождевик. — Хочешь, чтобы я тебе помог, будешь стрелять по ногам, а потом ни слова никому не скажешь, понял.

— Понял, — как-то сразу весь поник первый.

— Да не боись ты, — хмыкнул широкоплечий и ядовито усмехнулся. — Мы её, все равно, потому удавим. Ничего твой "батюшка" не узнает.

Неожиданно за спиной заговорщиков раздалось чуть слышное звяканье.

— Что за... — начал было Криг, задрав голову и обернувшись, осекся на полуслове. — Черт, — выплюнул он сквозь зубы.

— Не совсем, мальчики. — Спрыгнув с края навеса, наемница склонила голову набок и, сунув палец в ухо, запрыгала на одной ноге. — Вода натекла, — пояснила она опешившим мужчинам и широко улыбнулась. — Так что, последние пару фраз я, считайте, что не слышала... Ну, что, разойдемся миром или, всё же, потанцуем, сладенькие? А то я немного замерла... — Прекратив прыгать, женщина взмахнула рукой, и в ее ладони будто из ниоткуда появился обрывок длинной, массивной цепи.

— Срань... — поморщился Криг и, смерив презрительным взглядом гибкую, затянутую в насквозь промокший комбинезон фигурку наемницы, с усмешкой хрустнул костяшками пудовых кулаков, — а мне говорили, что ты, вроде как, повыше будешь...

— Отойди! — Взвизгнул первый и неуловимо быстрым, явно заранее отрепетированным движением чиркнул колесиком, видимо, выполняющей роль фитиля примотанной к стволу самопала старой, еще довоенной, пластиковой зажигалки.

Зло зашипели, вспыхивая одна за другой, примотанные к стволам любовно покрытые воском спички; свистнула цепь, и мужчина, прижав ладони к окровавленному лицу, повалился на колени.

— Чтобы нам не мешали, сладенький, — повернулась к громиле наемница, небрежно притоптав упавший в грязь все ещё дымящий карамультук, ласково улыбнулась и отбросила в сторону цепь. — Ну что, милый, потанцуем немного? Погреемся? Или зассал?