Бойцовые рыбки - [17]

– Ну все, нам конец, – сказал Стив. Вернее, почти пропел. Он вообще не двигался. Окаменел.

А я тем временем оценивал расстояния, шансы и оружие, как Мотоциклист учил меня когда-то. Давным-давно, когда еще были банды.

– Бабло есть? – спросил белый. Как будто нас спасло бы, если бы оно у нас было. Я точно знал, что даже если бы я сейчас достал из кармана миллион и протянул ему, они бы нас все равно забили. Они вышли убивать, а не за деньгами.

– Прогресс. Даже грабеж теперь межрасовый, – пробормотал Стив.

Я прям удивился. Надо же, яйца у мальчика проявились. Впрочем, сдвинуться с места у него так и не вышло.

У меня в голове кружило сразу несколько мыслей. Про Патти, как она теперь пожалеет, что так поступила. Про тренера, как он будет всем хвастаться, что знал меня с тех еще пор. Представил себе отца, как он на похоронах твердит: «Какая странная, нелепая смерть». Моя мать, в своем доме на дереве, даже и не узнает. А вся шайка у Бенни решит, что это классно – что я погиб в честном бою, как и полагается члену банды. Последний, кого в разборках убили, был из Докеров. Ему было пятнадцать. Тогда мне казалось – почтенный возраст. Ерунда, конечно. Особенно учитывая, что я до пятнадцати не доживу.

Но раз Стив высказался, то я тоже не мог смолчать, хотя единственное, что я смог выдавить, это: «Отвали».

И вот какая смешная штука. Честное слово, я не помню, что было дальше. Стив мне потом рассказал, что я повернулся к нему и замер на секунду, как будто размышлял, бежать или нет. Черный, естественно, врезал мне по голове монтировкой. Не понимаю, как я мог так бездарно упустить время. Может, конечно, перебрал пойла. Но следующее, что я помню, – это как я парю в воздухе и гляжу сверху на всю троицу. Удивительное ощущение, вот так висеть и как будто смотреть кино. Стив так и стоял, как теленок на бойне, белый бандюга изображал, как ему все это невыносимо скучно, а черный мельком взглянул на Стива и сказал: «Этот с концами. Подержи-ка второго».

Потом я заметил собственное тело, лежащее на земле. Совершенно не так, как видишь себя в зеркале. Сложно объяснить, но совсем иначе.

Вдруг меня как будто подбросило выше, и я понял, что мне непременно надо вернуться обратно в свое тело. На свое место. Что это самое главное. И сразу стало понятно, что мне это удалось, потому что боль в голове была сильнее, чем вся боль за всю предыдущую жизнь, а вокруг воняло, как в сортире. Но двинуться я не мог, хотя и знал, что мне нужно встать, иначе они прикончат Стива. Не то что встать, я глаза открыть не мог.

Потом я услышал какой-то шум, мат, глухие удары. И вопли: «Они его убили!» Я, конечно, был рад, что Стив еще жив, но лучше бы он прекратил вопить. Каждый крик был как нож мне в голову.

Потом меня кто-то подтянул к себе, так что я полусидел, и полулежал на нем.

– Нет, не убили.

Мотоциклист. Его голос ни с чьим другим не спутаешь. Для такого крепкого парня голос у него был неподходящий – бесцветный, легкий, холодный.

– Не убили, – повторил он, как бы даже удивляясь, что он этому рад. Как будто ему в голову не приходило, что брата можно любить.

Он откинулся назад, поддерживая мою голову у себя на плече, и я услышал, как зажглась спичка. Он курил, и мне тоже ужасно хотелось, но двинуться я все еще не мог. В ушах у меня стоял какой-то резкий, всхлипывающий, хриплый шум, а потом Мотоциклист сказал: «Может, хватит реветь?» А Стив сказал: «Может, иди к черту?» – и шум прекратился.

Настала тишина, только машины шуршали где-то вдали, крысы попискивали где-то очень близко, и коты дрались в соседнем переулке.

– До чего же забавное положение, – прервал тишину Мотоциклист. – Как это так вышло, что я сижу здесь, обнимая полумертвого брата, а вокруг бетон, кирпич и крысы.

Стив промолчал – наверное, потому, что Мотоциклист не обращался к нему.

– С другой стороны, полагаю, место ничуть не хуже, чем любое другое. В Калифорнии почти нет стен, так что если к ним привык, то все эти открытые пространства могут серьезно действовать на нервы.

Мотоциклист говорил и говорил, а я никак не мог повернуть свои мозги в такую сторону, чтобы его понимать. То есть совсем никак. Пока я пытался распутать одну его фразу, он уже перепрыгивал через следующую.

– Заткнись! – не выдержал наконец Стив. По голосу было слышно, что ему страшнее, чем когда он понял, что нас сейчас будут убивать. – Замолчи! Не могу больше это слушать!

Может, Стиву удалось понять слова, не знаю. Но я понял то, что лежало за словами. Не знаю, как я понял, но Мотоциклист был одинок. Хуже, чем я за всю свою жизнь, хуже даже, чем я мог себе вообще представить. Он жил внутри стеклянного пузыря, и наблюдал оттуда за остальным миром. Даже просто слушая, что он говорит, я каким-то образом тоже становился одиноким, и мне захотелось стряхнуть с себя это чувство. Я дернул головой и вырубился от боли.

Когда я снова пришел в себя, он все еще говорил. Все было так же, ничего не изменилось, мы так и сидели в проулке, но чувствовалось, что скоро рассвет. И холодно. Я никогда не мерзну. Но сейчас я замерз, заледенел, не мог пошевелиться. Мог только лежать и слушать пустой голос Мотоциклиста.