Боярин - [83]

– Слову женскому я верю, – Константин на жену посмотрел, а потом к Ольге повернулся: – А как думает архонтиса русов, не могли бы воины ее, за хорошую плату, конечно, и в подтверждение добрососедства, на стороне Византии против врагов наших общих повоевать?

Настал черед княгини задуматься.

– Как считаешь, Добрын? – тихонько спросила она меня.

– Отец меня когда-то так учил, – сказал я ей. – «Ежели нужно – соври, ежели нужно – подольсти, ежели нужно – твердо на своем стой, хоть костьми ложись, только все это земле и народу твоему на пользу пойти должно…»

– Это я и сама знаю, – вздохнула княгиня.

– И что же ты скажешь, архонтиса? – спросил василис.

– Так ведь у тебя самого войска не сосчитать, – ответила Ольга. – Вон давеча целый день передо мной вышагивали. Неужто не хватит тебе силы, чтоб с врагами без моей помощи справиться?

– Силы хватит, – усмехнулся Константин. – Но я бы не отказался от таких храбрецов, как твои воины.

– Что ж… – Ольга повертела в руке золотую ложечку, полюбовалась на то, как лучик солнечный играет на гранях зеленого камешка, вделанного в ручку этой замысловатой диковины, отложила ложечку в сторону, на меня посмотрела, на Елену с Константином, а потом сказала:

– Видимо, тебе, Константин, и вправду русичи нужны, если ты всего мгновение назад воинов моих боялся, а теперь сам просишь о том, чтоб они в Царь-город пришли. Выходит, что доверие у нас с тобой намечается. Дорогого такой союз стоит. Так, может, еще теснее дружбу нашу сведем?

– Я дружбе такой только рад буду, – сказал василис.

– Вот и славно, – кивнула Ольга. – Тогда у меня к тебе еще одно предложение будет.

– Слушаю тебя, архонтиса.

– Сыну моему, Святославу, шестнадцатый год минул, а у тебя, я знаю, дочка красавица подрастает…

Поперхнулся я от таких слов. На княгиню изумленно уставился. Не ожидал я такого поворота. Представить себе не мог, что может Ольга такое коленце выкинуть.

– Что замолчал? – спросила она меня. – Переводи, давай.

– Ольга, – не сдержался я. – Так ведь…

– Переводи, – настойчиво повторила она. – Или зря я тебя в толмачи наняла? Помнишь, что за услугу твою обещала?

– Помню, – сказал я.

– Вот и трудись, коли хочешь отца на воле увидеть. Или не соскучился?

– А Малуша…

– Переводи! – перебила она меня.

Что же поделать? Коль груздем назвался, так в кузовок полезать надобно.

– Порфирородный император, – проговорил я, – Ольга, великая архонтиса русов, предлагает скрепить нерушимый союз между Константинополем и Киевом женитьбой сына своего, кагана Святослава Игоревича, на вашей младшей дочери Варваре Константиновне.

Певчие за занавесами как раз очередную хвалебную песнь Богу своему закончили, а следующую еще не затянули, и оттого в покоях повисла тягостная тишина. И в этой тишине я отчетливо услышал испуганный шепот августы Елены:

– Дочь! К язычнице?!

Не один я таким слухменным оказался, Ольга этот шепот тоже услышала. Встала она из-за стола и вдруг осенила себя крестным знамением.

– Господа нашего, – сказала она по-гречески, – сидящего одесную Отца Небесного, на меня благодать сошла. Больше года прошло, как крестилась я в Имени Его, и душа моя возрадовалась. Укрыл меня своими светлыми крылами ангел Господень, и верой, и надеждой, и любовью Божеской меня одарил.

Она бросилась в ноги августы, прижалась щекой к ее коленям.

– Иисусом Христом, Спасителем нашим, на меня имя Елены возложено, в честь святой матери равноапостольного Константина Великого, и теперь могу назвать тебя сестрой своей возлюбленной во Христе. – И слезы брызнули из глаз княгини. – Прими мя в объятья свои, любезная сестра, и пусть преданность моя тебе зароком будет.

Растроганная августа не выдержала нахлынувших на нее чувств, дрожащими пальцами легонько коснулась плеча княгини, и слеза умиления пробежала по ее щеке. И так уж случилось, что в этот момент за занавесами певчие затянули молитву, и ладные звуки их голосов разлились волной по покоям императора Византии, накрыв нас величавым покровом возвышенной мелодии.

Я вдруг понял, что стою, раскрыв рот, и, словно дитя неразумное, глупо смотрю на все происходящее. Взглянул на василиса – Константин, изумленный не меньше моего, растерянно озирался по сторонам, будто пытался найти поддержки у кого-то. Взгляды наши встретились, он смутился на миг, а потом быстро взял себя в руки, встал и сказал:

– То, что во Христе ты, сестра Елена, утешение нашла, это похвально. Однако, насколько я знаю, с патриархом Фокием у тебя размолвка случилась.

– Не у меня, брат мой возлюбленный, – ответила Ольга, руку августе поцеловала, с колен поднялась, платье свое отряхнула и слезы платочком промокнула. – У наставника моего теософский спор с патриархом вышел.

– А наставник твой не из богомилов ли будет? – Василис подошел к жене и руку ей на плечо положил, дескать, погоди умиляться да слезы лить.

– Из тех еретиков, что Болгарию против владычества нашего возмутили? – августа с недоверием посмотрела на Ольгу.

– Григорий во Христа искренне верует, любовь вселенскую в себе несет и людям раздаривает, – сказала та. – Учитель его, Андрей, на моих глазах мученичество во имя Христово принял, из моих рук душа его к Господу отлетела. И знаю я, что нет на свете людей более их сердцем чистых и Иисусу верных, а за кого считает их патриарх Фокий, мне не важно. В христианскую веру я крестилась, и Иисусу предана, что же вам еще надобно?*