Бой за станцию Дно - [21]

- Сойдемся на пятидесяти, - брезгливо предложил полковник. - Это же для ветеранов.

- А накладные расходы, - вскричал Ван Ванович, показывая, что у шарика есть острые зубки. - Я даю лучшую немецкую бумагу, самый стойкий химикалий. Согласен на шестьдесят, - кончил он плаксиво, словно воздух из себя выпустил.

- Вот вам, Ван Ванович, держите, - с этими словами Аркадий Миронович достал из бумажника деньги и протянул их фотографу, мигом воспрянувшему при виде трех бумажек, развернувшихся веером в руке Сычева. - Спешите. Надо успеть к обеду.

Аркадий Миронович сам не ожидал от себя такой прыти. Тут же пожалел о пропавших бумажках, но дело было сделано, обтекаемый шар с довольным урчаньем укатывался по коридору. Аркадий же Миронович скромно принимал слова благодарности.

В комнату впорхнуло видение из предвечернего сна, и видение не простое, а с розовыми крылышками, то ли пелеринка такая, то ли просто небесный дар. И розовая шляпка на голове, не столько крылатая, сколько взлетающая. Голос ангельский - и вместе с тем вполне земной, как они умудряются достигать этого, ума не приложу.

Да и не следует нам понимать.

- Товарищ полковник, разрешите доложить, - пропел земной ангелочек. Развезла четыре группы по предприятиям. С восьмой школой получилась накладка: вы пошли к ним, а они к вам.

- Это ничего, Наташа, - миролюбиво заметил полковник. - На фронте тоже так случалось. Мы пришли на место, а противника нет... Надеюсь, в вашем случае это не будет иметь трагических последствий?

Наташа Веселовская сделала большие глаза:

- Все очень серьезно, товарищ полковник. Может сломаться расписание.

Семен Семенович Шургин засмеялся, любуясь Наташей:

- Вот видите, какие страхи у молодого поколения. Как-нибудь школа номер восемь переживет этот слом. Что у вас еще? Ведь по глазам вижу - есть хорошие вести.

- Далее. Прощальный банкет состоится, как было намечено, в баре "Чайка", там очень уютно, вопрос согласован, субсидии утверждены, мы потом с вами разработаем меню, и еще одно, - Наташа замялась, перебирая ножками и вспархивая розовыми крылышками.

- Я слушаю, говорите, - подбодрил полковник Шургин. - Тут все свои. Наверное, это о Четверухине?

- Так точно, - с облегчением отозвалась Наташа. - Вчера выступал. И сегодня. Но у него не получается. Все плачет и плачет. Выйдет вперед, скажет два слова: такая честь! - и давай плакать.

- Значит так: сержанта Четверухина с программы снять и направить его в двадцатую комнату к майору Харабадзе, он уже осмотрел 12 человек, пусть поможет Четверухину. У нас впереди много дел, и плакать, даже от радости, нам еще рано.

- Слушаюсь, - отозвалась Наташа ангельским голосом.

Рядом возник другой голос, не менее ангельский.

- Семен Семенович, я его уложила.

- Кого?

- Лешу Четверухина. Он переволновался. Дала ему седуксен. А то все плачет и плачет. Наконец-то заснул.

Вровень с Наташей стояла наша Роза Красницкая, героиня наших фронтовых романов, а романы были скорострельные, как пулемет, и Роза была прекрасной, как ангел, а ведь ангелы не стареют - не так ли?

Вот они стоят вровень. Наташа в кокетливой пелеринке, в модной шляпке, и наша Роза-смотрите, смотрите - в гимнастерке и кирзовых сапогах, на поясе широкий офицерский ремень, какая она подтянутая, ладная, улыбчивая, а талия-то, где талия? Там, где талия, все сомкнулось, одна воздушность, видимость, глаз не оторвать. Выше талии идея. Ниже талии - страсть! Вот что такое Роза Красницкая, наша мечта и наша любовь. Роза, Роза, сколько воинов ты спасла под огнем?

- Смотрите, а ведь они похожи, - заметил полковник Шургин. - И рост, и стать. Вам не скучно с нами, Наташа?

- Что вы, товарищ полковник. Все страшно интересно. Мы просто не думали, что это будет таким волнующим. Жора Маслов, наш активист, выразил общее настроение, сказав: "Это не хуже, чем диско".

- Уж мы специально старались для Жоры, - не выдержал Аркадий Сычев, посчитавший, что задет не только он один.

Но Наташа Веселовская свое дело знала.

- Аркадий Миронович, - пропела она. - Вы тоже наш ветеран?! Какая приятная неожиданность. Надеюсь, вы дадите интервью для нашей газеты, я сейчас же дам команду. И вообще, почему бы вам не показать по телевидению это прекрасное и волнующее мероприятие? Или мы хуже других? - И сделала позу, вскинув обе руки и показывая себя всю - смотрите, какая я розовая, небесная, разве я не достойна всесоюзного экрана?

Павел Юмашев рубанул сплеча единственной рукой:

- Давай, Сыч, показывай нас по блату. Ради чего мы тебя в бригаде держали?

Полковник Шургин плечами пожал, давая понять, что не возражает против показа.

До сих пор остается неясным, почему Аркадий Миронович ничего не сказал про телеграмму Васильева и про то, что он уже дал команду прислать передвижку для организации передачи? Вряд ли мы получим ответы на эти вопросы. Видимо, у него имелись свои соображения. Поэтому Сычев отвечал дипломатично: он-де программами не ведает. Но такие передачи планируются заранее, телевидение искусство синтетическое, на пальцах ничего не покажешь, нужна аппаратура, техника, нужны операторы, режиссеры, осветители, монтажеры, надо искать в киноархиве документальные кадры военных лет, вот если бы нам удалось найти съемки боев за город Дно или что-то в этом роде. Давайте сообща подумаем, что можно сделать, а он, Аркадий Миронович Сычев, окажет всяческое содействие, для него это тоже высокая честь и так далее.