Бой под Талуканом - [45]

– Не боишься подрыва? – задумчиво посмотрел на меня Игорь.

– Ну какой подрыв, если впереди ползут, как стадо слонов, и «Ураганы», и танки, и тягачи. Все будет нормально.

– А выстрел из гранатомета в борт?

– Нет, мне нагадали долгую жизнь. Не будет никакого выстрела. Радуйся, Игорь, что едешь со мной. Это значит, я помощник твоего ангела-хранителя. Довезу до самого Союза.

– Ох, сумасшедший! Псих! Если что-то случится, я за тебя отвечай потом, – возмутился Марасканов.

– Чего? Это ты за меня несешь ответственность? Я работаю на боевых за замполита батальона! Следовательно, за меня отвечает майор Подорожник. Так-то вот.

– Если Подорожник, то иди спи. Одна радость будет: от твоего ранения вздуют комбата, а не меня.

– Вот-вот. Сиди, жди и желай подрыва. В полночь можем поменяться местами, – предложил я.

– Пошел ты к черту. Не хочешь жить – рискуй.

* * *

С трудом заснул я в душной «жестяной коробке», а часа через три проснулся от раздавшегося недалеко взрыва. БМП притормозила, я попытался открыть десант изнутри, но ручка не поддавалась. Вот черт! Действительно стальная ловушка. Сверху – ящики и бойцы, верхний люк не открыть, а тут у заднего защелку заклинило. Я покричал, просунул руку сквозь щель между башней и десантным отделением и толкнул наводчика-оператора.

– Я вас слушаю, – откликнулся Савченко.

– Открой дверь, заклинило ручку, изнутри не получается.

– Да-да, сейчас, как только остановимся.

Мы все не останавливались, и я вновь задремал, да и Савченко, видимо, заснул.

Утреннее солнце внезапно брызнуло внутрь машины. Кошмарное неприятное пробуждение. Снилось что-то нехорошее, голова шумела, и меня качало так, что трудно было стоять на ногах.

– Черт побери! Оператор! Ты где? Почему раньше не открыл люк? – рявкнул я, покачиваясь на ватных ногах.

– Почему не открыл, почему не открыл. Ты радуйся, что своими ногами из машины выходишь. Смотри, что впереди творится, – закричал Игорь Марасканов.

Мы осторожно обошли свою БМПешку, следующий за нами бензовоз оказался с оторванным колесом и волочащимся по земле задним мостом. Машину тащил на сцепке тягач, и вырванная ось вспахивала землю, словно плугом.

– Однако… – вздохнул я.

– Вот-вот! А могло бы и нам достаться. По какому борту мина-«итальянка» била? – насмешливо спросил Игорь.

– По моей стороне. Ну что я тебе скажу, Игорек, повезло! Я же тебе говорил: жизнь у меня будет долгая, и мина эта точно была не наша, не мне предназначалась.

– Ты что, фаталист?

– Нет, оптимист и реалист. Я уверен в своей счастливой звезде, мне не суждено сгинуть в этой «вонючей дыре».

– Может, за тебя подержаться, чтобы часть твоей удачи и счастья перешла на меня? – спросил Игорь.

– Ну подержись, нет, лучше я за тебя, а то ноги затекли и не гнутся.

– Товарищ старший лейтенант! Тут такое дело… Как бы это… Ну, в общем… – К нам подошел Дубино и смущенно стал переминаться с ноги на ногу, не зная, как начать доклад.

– Короче, Васька, что случилось? – перебил я его невнятное вступление.

– Тетрадзе потерял подствольник, – с тяжелым выдохом вымолвил, как рубанул, замкомвзвод.

– С автоматом? – осторожно поинтересовался я.

– Та ни, с вещмешком.

– Уф-ф-ф… Немного лучше…

– А почему он был в мешке, а не на стволе? – зарычал шокированный Игорь.

– Не знаю. Я етой чурке гаварыл, ня клади, ня сымай. Урода хренова! – ответил сержант.

– Сюда его, быстро! – хрипло выдохнул Игорь и громко заматерился…

Солдат, понуро опустив голову, приблизился к нам, подталкиваемый сержантом, и молча встал, шмыгая носом.

– Тетрадзе, где подствольник? – спросил взводный.

– Не зналь. Я спаль, он упаль, машина качаль, был пыл, всюду пыл, нэ видана ничего.

– Пыл, был, упал. Идиот!!! Я же приказал: гранатометы не отстегивать! – закричал разъяренный Игорь.

– Тяжело, автомат тяжело… Она упал с машины.

– Кто она? – удивился теперь уже я.

– Мешок.

– А ты почему не упал? – спросил Марасканов.

– Я за автомат держаль… А вы хотель, чтоб я упаль?

– Хотель! Очень хотель! Лучше бы ты за вещмешок держался. Тетрадзе, ну почему ты служишь в моем взводе? Тупой, самый тупой! – простонал как от зубной боли Игорь.

– Я нэ тупой…

– Ты идиот! Ты самый тупой грузин, ты самый тупой из грузин в Грузии! Нет! Ты самый тупой в мире грузин!!! Даже не в мире, а во всей Вселенной самый тупой грузин! – прокричал Игорь.

Солдат удивленно и испуганно слушал эту тираду.

– И он говорит: я не тупой… Нет! Ну скажи, Тетрадзе, почему все более или менее нормальные настоящие грузины откупились от армии и дома сидят, а тебя призвали, да ты еще и в Афган попал. Да еще к нам в роту и, в довершение всех бед, в мой взвод? Тетрадзе, уйди с глаз моих долой. У-у!!! – завыл в бессильной злобе старший лейтенант.

На Марасканова было страшно глядеть. Вся боль и тоска отразились на его лице.

– Тебе плохо, Игорь? Что с тобой? – крикнул я и затормошил его плечи.

– Ничего, пройдет. Ох, и хреново же мне! Как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Движок БМП стуканул, нога болит, а теперь еще и этот Тетрадзе. Убил бы собственными руками. Вот чертова контузия, грузинская, ходячая!

Комбат вышагивал вдоль строя роты, посылая проклятия на нас, бестолковых и безмозглых.