Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион - [87]
— Да что вы, с ума спятили? — закричал он. — Или вы там все взбесились? Мало разве того, что полицейский адвокат Кастелла вот уже второй месяц требует клубники со сливками? Неужели и другие наши адвокаты намерены устраивать новогодние проказы, когда у нас уже масленица?
Он снова взял трубку и крикнул:
— В чем дело? Я спрашиваю, в чем дело? Алло, алло!
Однако ему никто не ответил.
Полицейского адвоката Карльсберга нашли лежащим поперек письменного стола. Левой рукой он судорожно сжимал телефонную трубку, а правой крепко держал свой служебный револьвер. Он убил себя, выстрелив прямо в рот. Один его коллега сказал, что это — самый лучший способ. Карльсберг был без сознания. Смерть наступила через четыре часа.
Случилось и еще кое-что.
Молодой Торвальд Ботус, служивший конторщиком в «Государственной денежной лотерее», в один прекрасный вечер был задержан двумя сыщиками в маленьком интимном американском баре, который стал ему чуть не вторым домом. От «Денежной лотереи» поступило уведомление о его мошеннических проделках, которые, по предварительному подсчету, составляли сумму приблизительно в несколько сот тысяч крон, и полиция не могла пренебречь таким важным сообщением. Это событие приобрело особенно трагический характер, потому что молодой конторщик как раз ожидал повышения по службе вследствие настоятельного требования со стороны одного министра, и, не случись сегодня этого несчастья, молодому Ботусу, безусловно, предстояла бы блестящая карьера чиновника.
У Торвальда Ботуса было много друзей и немало подруг: он пользовался известностью и симпатией во всех увеселительных заведениях столицы. Он шатался по барам и ночным клубам, добродушный, с неизменной улыбкой на лице и всегда готовый помочь и подбодрить добрым словом, щедрый и дружелюбный со своими товарищами по социал-демократической партии и журналистами и вообще со всеми, с кем он общался. Весть о его несчастье вызвала всеобщее огорчение и сочувствие, об исчезновении жизнерадостного молодого конторщика глубоко сожалели свободомыслящие завсегдатаи ночных заведений. Жизнь города сразу как будто потускнела.
— Ну вас всех, катитесь к чертовой матери! — сказал Торвальд на прощание.
Министр юстиции Ботус счел необходимым принять меры, чтобы пресечь в зародыше все могущие возникнуть в связи с этим слухи. Он передал по радио торжественное заявление и категорически опроверг слух, будто он использовал свое положение, чтобы заставить полицию прекратить расследование дела против его злополучного племянника. Подобная вещь была бы просто не совместима с суровыми моральными принципами, которыми всегда определялись поступки министра. Тут же он кстати сослался на то, что еще до своего назначения на должность министра он писал по поводу протекций вообще и нажима сверху.
Каким образом мог вообще возникнуть этот злостный слух, оставалось загадкой для всех, в том числе и для инспектора полиции Александера и директора полиции Окцитануса.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
В помещении, расположенном в самой глубине «Ярда», под знаком критского двойного топора восседал на античном бронзовом кресле Окцитанус, как бы являясь составной частью архитектурных украшений зала. На мозаичном полу восемь огромных белых рук — и на них восемь неусыпно следящих глаз — расходились в разные стороны, переплетаясь в замысловатой символической системе звезд, пятиугольников и магических фигур. Вставленные в мраморную облицовку стен портреты прежних директоров полиции сурово смотрели на него сверху. Позеленевшие дельфийские жертвенные чаши и висячие лампы из Помпеи излучали таинственный отраженный свет.
От внешнего мира Окцитанус был защищен огромной роскошной канцелярией, где по мягким коврам неслышно ступали секретари и «весталки». С наружной стороны этого святилища — совсем как в шатре Иеговы — находилось преддверие с его знаменитым порталом из сиполина, увенчанным вверху колоссальной раковиной. Стены и потолок этого преддверия были выложены черным мрамором с красными и зелеными прожилками. Здесь обычно в ожидании аудиенции сидели посетители, и сердца их переполнялись благоговейным страхом.
Один молодой сыщик, которого директор полиции вызвал к себе, явился точно к назначенному часу, полный радостных ожиданий. В комнате этажом ниже товарищи чествовали его и угощали водкой и пивом. Сыщик совершил подвиг и поэтому мог рассчитывать на повышение по службе и на похвалы от начальства в «храме паролей». Он собственноручно обнаружил и поймал убийцу, которого в течение многих месяцев разыскивала целая комиссия. Преисполненный служебного рвения, он отдавал поискам все свободное от работы время. Его интересовало это дело, хотя оно не имело к нему отношения и оказалось более легким, чем он ожидал. Он не совался повсюду с лупой и свистком, ему даже не пришлось переодеваться или прятаться. Большую часть времени он спокойно просиживал за письменным столом, занимаясь привычной работой. Он просматривал старые донесения и описи и не торопился сообщать свои выводы по телефону или вести разговоры на эту тему. Сержант Йонас дал ему пару товарищеских советов и обратил его внимание на некоторые вещи, взяв с него, однако, обещание молчать. Йонас не хотел, чтобы его имя было упомянуто в связи с этой частной работой, предпринятой в неслужебное время.
