Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион - [19]

А ее муж теперь немного успокоился и подумал, что будет рад видеть этого симпатичного полицейского у себя в гостях, когда наконец останется позади это неприятное, похожее на кошмарный сон происшествие, хотя память, вероятно, сохранит его как забавное приключение.

Пока лектор Карелиус и сотрудник уголовной полиции Розе были заняты приятной и интимной беседой, другой полицейский, вставив в пишущую машинку большой лист бумаги, быстро напечатал несколько строк, потом остановился; у него был такой задумчивый вид, будто он сочинял стихи и ждал, когда его осенит вдохновение.

Во время беседы Розе обронил замечание, что Карелиуса никоим образом не принуждают отвечать на вопросы, но что, конечно, все гораздо быстрее уладится, если лектор будет говорить прямо и искренне. Упоминая об этом, Розе руководствовался предписанием закона о судопроизводстве, параграф 807, пункт третий.

— Дорогой господин Карелиус, — сказал полицейский, взяв в руки один из предметов, разложенных перед ним на столе, — что это такое?

Немного смутившись, лектор посмотрел на собеседника, который держал за шнурок свинцовую гирю.

— Что это такое? Честно говоря, я точно даже не знаю. Какая-то гиря… Может быть, для рыбной ловли?

— Но вы же не хотите сказать, господин Карелиус, что ловите рыбу при помощи такой штучки?

— Нет, нет! Я никогда не занимался рыбной ловлей. Я ровно ничего в ней не смыслю.

— А что же вы делаете с гирей?

— Да ничего с ней не делаю.

— Тогда с какой целью вы держите подобную вещь в кармане?

— Эта гиря не моя, я ее взял.

— Взяли?

— Да, то есть конфисковал; а конфисковал я ее у своего ученика, который во время урока истории вытащил гирю и самым непростительным образом стал размахивать ею. Между прочим, мне сейчас пришло в голову, что это так называемый чертежный отвес, который требуется на уроках черчения; кажется, у меня тоже было нечто подобное, когда я был школьником.

— Значит, это вовсе не рыболовная принадлежность, — мягко сказал полицейский и отложил гирю в сторону. — Я тоже не могу представить себе, чтобы рыба клевала на гирю. А почему вы взяли ее сегодня с собой, господин Карелиус?

— Да просто так. Она лежала у меня в кармане, вот и все.

— А это что? — Полицейский показывал на предмет, который значился в донесении как «длинный остроконечный стальной инструмент». — Вы тоже конфисковали его на уроке истории?

— Нет, это я действительно купил для себя самого.

Тут поэт, сидевший за другим письменным столом, снова начал печатать.

— А зачем вы купили себе эту штуку, господин Карелиус?

— Это очень нужная вещь, я ею очень дорожу. Собственно говоря, это большая пилка для ногтей, но она годится и для многого другого.

— Для чего именно?

— Ею очень удобно разрезать книги. Кроме того, я вскрываю пилкой все письма; в крайнем случае она может служить отверткой, а иногда я прочищаю ею трубку. Пилка является, так сказать, универсальным инструментом, который я попросту люблю и всегда ношу с собой.

— А нельзя ли ее использовать как оружие?

— Вот именно, у меня и в самом деле вошло в привычку говорить про нее «мое оружие», и когда я забываю брать ее с собой, то чувствую себя прямо-таки безоружным.

Человек за пишущей машинкой напечатал:

«…признает, что упомянутый предмет должен был в данном случае служить оружием…»

— Ну, а это тоже, по-видимому, какое-то оружие? — спросил сотрудник уголовной полиции Розе и вытащил из груды вещей пугач. — Вероятно, вы также отняли его в школе у одного из ваших учеников?

— Да, отнял. Ведь это действительно скверное приспособление, весьма опасная игрушка. Ученикам строго запрещается приносить с собой на территорию школы подобные вещи. Если бы я передал ее директору, что я грозился сделать, мальчишке серьезно досталось бы.

— Почему же вы, господин Карелиус, не передали ее директору?

— Видите ли, уж если докладывают директору, то дело приобретает серьезный оборот. В данном же случае провинился очень прилежный, воспитанный мальчик из хорошей семьи, и я хотел оградить его вместе с родителями от весьма крупных неприятностей, которые им пришлось бы пережить, доведи я обо всем до сведения директора. Я счел вполне достаточным лишь пригрозить мальчику, что пожалуюсь, и отнял у него это приспособление, будучи уверен, что он не повторит подобного проступка. Кроме того, директор, к сожалению, склонен рассматривать как слабость со стороны учителя, если он сообщает о проступке ученика. Обычно такое заявление расценивается как неспособность самого преподавателя поддерживать в классе дисциплину и внушить к себе уважение. Некоторые из моих коллег действительно страдают от того, что не смеют жаловаться директору.

— Да, я отлично припоминаю нечто подобное из моей школьной жизни, — сказал полицейский. — У нас был учитель, которого мы прозвали Лешим, он всегда кричал: «Я скажу обо всем инспектору, обо всем скажу». Но он никогда ничего не говорил, просто не осмеливался.

— Да, для учителя создается поистине чрезвычайно трудное положение, если он не может рассчитывать на необходимую поддержку сверху. У меня самого никогда не было каких-либо недоразумений из-за дисциплины, но многим учителям, в особенности молодым, иногда туго приходится.