Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион - [20]

— Нет, господин Карелиус, если у человека сильный характер, как, например, у вас, то у него все пойдет как по маслу. Вы определенно принадлежите к тому роду учителей, которых юноши уважают. У нас в школе тоже был один учитель арифметики, вот это был настоящий человек, притом весьма деликатный. Нам никогда даже и в голову не приходило дурачить его. И вовсе не потому, что он бил нас гораздо чаще, чем другие учителя. Нет, но он умел так укоризненно посмотреть на ученика, что тот приходил в смущение. Уверяю вас, мы никогда не осмеливались возражать этому учителю или говорить ему дерзости. Без всякого преувеличения можно сказать: мы просто любили этого человека!

Полицейский за пишущей машинкой выражал явное недовольство, ибо сотрудник уголовной полиции Розе, предаваясь воспоминаниям о своих школьных годах, безмятежно продолжал:

— Да, школьные годы много значат. По-настоящему хороший учитель может оставить след в душе своих учеников на всю жизнь, не правда ли, господин Карелиус?

— Совершенно верно. Поэтому-то преподавательская деятельность и является благодарной, хотя подчас приходится довольно-таки трудно. Я не представляю себе, как бы я стал заниматься чем-нибудь другим. А здесь действительно чувствуешь, что ты содействуешь духовному росту людей, формированию их характера.

— Да, это огромное дело. К сожалению, его не всегда ценят по заслугам. По правде говоря, оно никогда по заслугам и не вознаграждается, если принять во внимание ту ответственность, которая на вас возложена. Если только представляется возможность, учитель старается достать себе небольшой побочный заработок, не так ли, господин Карелиус?

— Да, это почти что необходимо.

— Хорошо! Я понимаю вас. Вы также стремились отыскать возможность побочного заработка?

— Да.

Человек за машинкой снова начал сочинять: «…утверждает, что жалованья ему не хватало, поэтому было необходимо обеспечить себе доход иным способом…»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сотрудник уголовной полиции Розе, играя пугачом, выглядел очень глубокомысленно. Натянув резинку и сжав рукоятку, он прищурил один глаз и прицелился в сочинителя за пишущей машинкой.

— Ну и ловко же она сделана, эта штучка! Да ведь мы, когда были мальчишками, тоже мастерили такие, мы были ничуть не лучше других, ха-ха! А вы, наверное, сами, господин Карелиус, не раз делали такого рода вещи?

— Не совсем такого рода, — ответил лектор. — Но не буду отрицать, что когда-то у меня были самые разнообразные пугачи — знаете, эти, с пробками. Я убежден, однако, что пугачи более безобидны, чем эта вещичка.

— А что вы, собственно, намеревались сделать с этим пугачом, господин Карелиус, раз вы не желали отдать ее директору?

— У меня было намерение сжечь его. Я ни в коем случае не собирался возвращать эту вещь владельцу.

— Почему же вы все-таки не сожгли ее, господин Карелиус?

— По правде сказать, не знаю. Может быть, потому, что мы уже довольно давно не топим печку. Ведь сейчас стоит великолепная летняя погода.

Взглянув в окно, лектор с огорчением убедился, что на улице действительно настоящее лето. Подумать только! Ведь еще сегодня утром он совершенно свободно разъезжал по городу на велосипеде.

— Ну, разумеется, поэтому. И что же, вы так и держали пугач в кармане, господин Карелиус?

— Да. Боюсь, что у меня вообще склонность носить в карманах слишком много вещей. В самом деле, моя жена часто жалуется на это, когда чистит или штопает мое платье.

Полицейский Розе с добродушной улыбкой смотрел на внушительную коллекцию вещичек, разложенных на столе: револьвер, нож, связку ключей, портсигар, записную книжку, портмоне, кольца для кур, глиняные шарики, пилку, свинцовую гирю и т. д. Розе брал по очереди один предмет за другим, и Карелиус объяснял, зачем каждый из них ему понадобился, а его слова старательно записывались на пишущей машинке. По поводу револьвера он сказал, что он тоже конфискован на уроке истории, во время которого и в самом деле речь шла о войне и убийствах, однако это вовсе не означало, что ученики должны были являться в класс вооруженными. Игра в револьвер стала слишком распространенной, это знамение времени.

— Мальчики играют теперь в американских гангстеров, — заявил Карелиус. — А заимствовали они эту игру из американских иллюстрированных журналов, радиопередач и фильмов. Просто поражаешься, когда видишь, какие ужасные формы принимают порой игры мальчиков, но, вероятно, полиции слишком хорошо известны эти факты.

Разумеется, полиция накопила довольно большой и печальный опыт в связи с этой новой модой на гангстеров, которая распространилась и среди детей и среди взрослых.

— Но ведь это не что иное, как прогресс, господин Карелиус! Мы не можем остановить прогресс, — заявил полицейский. — Мы сами, когда были детьми, играли в разбойников. Тогда нашим героем был Рокамболь, а теперь это парни вроде Трумэна и Макартура.

— Рокамболь выражался более изысканно, чем Трумэн. Он не употреблял таких выражений, как набить грыжу, своротить нос, изрубить в котлету… Теперь другое время, господин Карелиус! Мы не можем остановить прогресс. А револьвер вы тоже собирались сжечь?