Ботаничка - [22]

Луг пронзительно зеленел. В траве появились мелкие яркие цветочки. За гривой серебряной спинкой выгибалось малое озеро. Интересно, — подумала Анна, — там тоже живут русалки? Надо спросить у доктора… если она на месте. «Мне дают жить, пока рот на замке». Но ведь она в сущности ничего и не рассказала, только намекнула и дала лекарство. Этих Анна увидела ночью сама.

Кто-то должен приехать за записями. Как вытряхнуть из него правду? И самое главное: как отсюда выбраться?!

Она остановилась на полпути к деревне. Бетонную дорожку переползала толстая желтая змея. Рептилия подняла голову внимательно посмотрела и двинулась дальше по своим делам.

Анна панически до иррационального ужаса боялась змей. Раньше она, встретив такое, непременно заорала бы, а то и пустилась бежать. Сегодня просто наблюдала, соображая по ходу, что и не змея это вовсе, а безногая ящерица — желтопузик — не ядовитая и вообще полезная. Простые страхи отступили стали смешными, как уютный бабайка за стенкой.

Дальше она пошла все же поглядывая под ноги — вдруг еще кто вздумает прогуляться по солнышку. Да хоть гадюка! Все лучше нежели дедушка с внучкой из прошлой ночи.

Околица встретила покосившимися заборами и сухим шелестом серых прошлогодних сорняков. Трупы растений перешептывались под ветерком: «Не ходи, не ходи, не ходи». Первый шаг, второй, третий… чем дальше, тем шепот становился тише. У ближайшего синего забора он стих.

Я схожу с ума, только и всего. Стоит поддаться панике и внутренний барьер упадет, через него повалят монстры. Мне тогда от них не спастись. Нельзя бояться! А это как? Все равно, что нельзя любить, или нельзя дышать…

Пекарка открыла, будто стояла за дверью и дожидалась. В пакет легла свежая еще теплая булка. Анна приготовилась попрощаться, общением их тут пока не баловали.

— Жива девчонка-то твоя? — вдруг спросила суровая тетка.

— Жива. Поправилась, — на одном дыхании выдала Анна. — Спасибо.

— Не на чем. Не пускай ее пока из дому-то. Пусть нитки ослабнут. Опять поди в озеро просится?

— Требует. Кастрюли швыряет.

— Крепко ее. Молоком отпаивай. Дня три-четыре и пройдет. Эти-то полночи завывали, когда ты их турнула. Пока синие огни не пришли носились всей оравой по улицам.

— Какие огни?

— Мертвые. Они всех подряд жгут, хоть людей, хоть Этих. Ну Эти и убрались. Деду, говорят, голову опалило. Жаль не насовсем. Так эта парочка всем надоела. Хитрые они. Иди, Файка-то тебя ждет, поди.

У колодца стояли женщины, рядом плескались полные ведра. Анна подошла и молча поклонилась.

— И тебе привет, — отозвалась высокая тетка с резкими почти мужскими чертами в цветастом халате и вязаной шапочке, завернутой по краю в тугой валик. Головной убор не по погоде делал ее похожей на моджахеда.

— Не знаете, доктор в медпункте?

— Дома лежит. Недужная она. Не ходи к ней. Али тебе занадобилось?

— Спасибо хотела сказать.

— Не тревожила бы ты ее пока. Ей за каждого приходится так-то. Иди себе.

К колодцу подходил мужчина в компании выпотрошенного поросенка. Мужчина поднял бескровную руку.

— Всех приветствую. Открыт ли магазин?

— Открыт, Коля. За лимонадом?

— За ним. Ну мы пойдем. Борька, куда?

Отбежавший в сторонку поросенок, метнулся к хозяину и затрусил следом, как послушная собачонка.

— Плохо ему, — обернулся Коля, уже свернув в сторону сельпо. — Брюхо за траву цепляется.

— Подвяжи чем, — крикнула тетка-моджахед.

— Ага, ага, — покивал Коля и пошел дальше.

— Он кто? — спросила Анна.

Губы и кончик языка онемели. Ужас, с которым она боролась всю дорогу, вот-вот мог обернуться обмороком.

— Ты че побелела-то? Нашла кого бояться. Этих ночью-то погнала, а Коли испугалась. Наш он, тутошний. Нинка-то его сильно злая была. Коля он тихий. Все с Борькой сидел. Строгает, чего или ладит, там, Борька рядом об ногу трется. Он сильно Нинку просил кабанчика не губить, а осенью пошел на гриву за грибами, Нинка возьми и зарежь Борьку. Коля вернулся, Нинка потроха в тазик складывает, сейчас, говорит, печенки нажарю. Коля развернулся и убежал на дальнее озеро, да там и утопился. В том озере давно уже поселилась одна. Этих не любит и к себе не пускает, а людей не трогает. Как уж у них получилось, только Коля тем же вечером к себе во двор вернулся и кабанчика с собой увел. Его эта сильно лимонад любит. Коля за ним в магазин каждую неделю ходит, да за карамельками.

— Вы его не боитесь? — спросила Анна.

— Колю-то? Нет. Добрый он. А добрый что по эту сторону, что по ту.

Фая забрала пустую банку, вынесла полную и прибавила поллитровую сливок.

— Пусть девошька поправляесса, и сама попей.

Месяц молчала, а тут! Новое отношение жительниц деревни озадачило. На обратном пути Анна у колодца не задержалась. Женский саммит рассосался. Мужчин кроме первого раза, когда автобус разгружали у магазина, Анна пока не встречала. Добрый утопленник не в счет.

На кухне стоял чад. На сковородке загибались краями сгоревшие оладышки. Расхристанная Ксюха плакала у окна. Анна налила ей молока.

— Выпей. В деревне сказали, так быстрее поправишься.

— От чего? — заорала девочка.

— От инфекции, которую подхватила в озере.

— Вы все врете! Я просто видела сон. Отпустите меня, ну пожалуйста. Хотите, я на колени встану?