Ботанический заговор. Почему растения так важны для нас и как за ними ухаживать - [28]

Технологии производства стекла улучшались, позволив увеличить площадь остекления в домах и пропускать больше света для растений и, конечно, людей внутри. Начало появляться регулируемое центральное отопление — и в целом такой климат оптимально подходил растениям в горшках. Цветы входили в моду и выходили из нее, как обои, обивки для диванов и ковры.

Например, пальмы и папоротники — в викторианской эпохе в Америке их почему-то считали родственными типами — были самыми популярными. В 1870 году газета New York Evening Post написала: «Папоротники начинают использовать в Бостоне, но не настолько активно, как того достойна их красота». После выхода этой статьи продажи возросли: комнатные папоротники стали популярны настолько, что теперь нефролепис возвышенный известен в англоязычном мире не иначе как бостонский папоротник.

Британия тоже поддалась папоротниковой мании: в 1855 году натуралист Чарльз Кингсли даже придумал для нее термин — «птеридомания». За папоротниками охотились, снаряжали походы в леса и старались разводить их в домах — в целом не слишком безнадежная затея, учитывая, насколько в викторианском доме было влажно и холодно. Особый интерес представляли редкие папоротники, путешествия за которыми оплачивались как самые ценные экспедиции. Что-то похожее происходило с орхидеями. Конечно, нежным экзотическим видам требовались оранжереи, поэтому спросом стали пользоваться фернарии — небольшие теплицы, которые зажиточные викторианцы ставили у себя в домах. А те, у кого на фернарии денег не было, использовали декоративные теплички на подоконники — вроде тех, что сейчас продаются в «Икее». У них было даже специальное название — Wardian case, или «ящики Уорда», прототип современных флорариумов. Что любопытно, изобретатель этой небольшой теплицы, доктор Натаниэль Бэгшо Уорд, придумал ее для собственной коллекции папоротников. Он заметил, что лондонский воздух, насыщенный парами серной кислоты и угольным смогом, губителен для растений на улице. Затем, соорудив теплицу, он отметил, что в ней папоротники могут размножаться без существенного количества грунта. Он решил экспериментировать с конструкцией и материалами, пытался перевозить растения из Британии в Австралию в сохранности (и успешно осуществил свой план!). Так скромный доктор с любовью к папоротникам внес невероятный вклад в развитие ботаники и прекращение монополии на разные виды растений: теперь выращивать те или иные виды и выводить их на рынок смогло большее количество человек. С помощью его портативных тепличек стала возможной перевозка редких растений с континента на континент: ростки чая, тайно вывезенные из Шанхая, положили начало плантациям в британских колониях. С перевозкой и проращиванием семян каучукового дерева по всему свету стало развиваться производство резины. А возможность вывезти хинное дерево за пределы Южной Америки существенно способствовала исчезновению цинги.

Один из самых крупных фернариев в Британии располагался в Таттон-парке в Чешире, его спроектировал Джозеф Пакстон в 1859 году. Это был самый настоящий дом для богатой коллекции папоротников, которую собирал в Австралии и Новой Зеландии капитан Чарльз Рэндл Эгертон. Фернарий существует до сих пор — как и бóльшая часть коллекции растений, кстати.

Папоротники пробрались и в мир декоративно-прикладного искусства: они стали появляться на обоях и текстиле, а в 1858 году металлургический завод в Колбрукдейле произвел даже целую серию декоративных садовых скамеек. Самая известная из них — с паттерном «папоротник и ежевика», которую вполне справедливо можно считать шедевром промышленного дизайна XIX века. Она, к слову, до сих пор бестселлер фабрики.

Сейчас папоротники возвращаются в искусство — правда, не всегда в традиционном виде: например, на международной выставке современного искусства Art Basel гонконгский художник, видеограф и режиссер Чжэн Бо представил свою работу «Птеридофилия». Зал, в котором показывалась работа, был маркирован «18+», и пускали туда чуть ли не по документам, так как в работе Бо исследует интимные отношения с растениями. Чжэн Бо в целом очень последователен: в 2018 году у него была инсталляция «Бамбук как метод», в 2015-м — «Вечеринка с травкой» и «Сад». Чжэн Бо начал работать с растениями в 2013 году: он превратил бетонную фабрику в ботанический сад, засеяв ее сорняками. Тему сексуальности и растений художник поднимал и на 58-й Венецианской биеннале в 2019 году: в мастер-классе-перформансе он рассуждал, насколько лучше заниматься сексом с растениями, чем есть их или уничтожать.

В «Птеридофилии» художник предлагает отойти от доминирующей идеи антропоцентризма и сломать иерархическую модель, в которой человек выше растений. Собственно, в этой работе семь обнаженных молодых людей взаимодействуют с растениями в тайваньском лесу. В конечном итоге лес с папоротниками превращается в сексуального партнера, а заканчивается все оргазмом. В последующих частях арт-проекта Чжэн Бо исследует практики садомазохизма и бондажа с папоротниками. Папоротники трепещут, но важный вопрос, который также поднимается в работе: трепещут ли они от сексуального желания или же от ужаса, воспринимая действия человека как насилие? Узнаем ли мы когда-нибудь, что на самом деле они ощущают, и каково это вообще — быть папоротником?