Босс - [39]

— Итак… — Бетси вышла из ванной и плотоядно улыбнулась, — …значит, ей нравится, когда ее шлепают по заднице?

Губы Джека разошлись в улыбке.

— Не следовало мне этого говорить.

Бетси присела на кровать у самого изножия.

— Мне хотелось бы услышать от тебя честный ответ на прямой вопрос. Я хочу знать, нравится ли тебе лупцевать Кимберли.

— Ну…

— Не виляй. Говори правду. Ты получаешь от этого удовольствие?

Он помялся:

— Пожалуй, мне нравится. В некотором роде.

— Опиши мне все. Я хочу знать, как это делается.

— Бетс!

— Выкладывай как на духу, если хочешь что-нибудь получить от меня сегодня вечером.

— Что ты хочешь знать?

— Давай начнем с того, как она… Как она, скажем так, готовится к этому. Ложится тебе на колени?

— Нет. Она встает в кровати на четвереньки, опираясь на локти и колени, утыкается лицом в подушку или две, а задницу поднимает вверх.

— Ты сильно ее бьешь?

— Достаточно сильно. Если нет, она остается недовольна.

— И она кончает?

— Иногда.

Бетси, усмехаясь, покачала головой:

— Господи! Элегантнейшая Кимберли Уолкотт Лир на четвереньках, с откляченной задницей, ждущая, пока ее отшлепают. Верится с трудом!

— А ты поверь. — Джек закурил. — Поверь.

Бетси хохотнула.

— А меня ты отшлепаешь?

Он нахмурился и покачал головой.

— Ты же этого не хочешь, Бетси. Совсем не хочешь.

— Ты прав, — согласилась она. — Не хочу. Мой папашка однажды отшлепал меня. До чего же это было противно! Даже вспоминать не хочется. Мне исполнилось двенадцать, и я считала, что так со мной обращаться уже нельзя. А он задрал мои верхнюю и нижнюю юбки, спустил панталончики, тогда мы еще носили панталончики, и отшлепал меня по голой заднице на глазах у матери, брата и сестры. Дело не в боли, ее бы я вытерпела, а в унижении. Я ему этого так и не простила, до самой его смерти.

— Я не собираюсь лупцевать тебя. Бетс.

— Я тебе этого и не позволю. Но я скажу тебе, что ты сейчас сделаешь. Вытащишь из брюк ремень и вытянешь меня по заднице.

— Забудь об этом.

— Нет. Я помню, как отец шлепал меня. Боль эта… если б он проделал все это в отдельной комнате, где мы были бы вдвоем, а не перед всей семьей, я, возможно, сделала бы что-то такое, отчего он действительно разозлился бы.

— Бетс, брось, хорошо?

— Что я сброшу, так это трусики. Вытяни меня только раз. Я хочу посмотреть, как я на это отреагирую. Должна же я знать, возбуждает меня это или нет.

— Бетси, пожалуйста, не будем больше об этом.

— М-м-м, ты единственный мужчина, которому я могу довериться, так что не спорь со мной. Давай. У тебя отличный широкий ремень. Он меня не поранит.

Джек качал головой, вытаскивая из брюк кожаный ремень.

Бетси встала на кровати на четвереньки и выпятила задницу.

— Давай! Ну же!

С неохотой Джек взмахнул ремнем и опустил его на мягкую плоть ее ягодиц.

Бетси ахнула, потом повернула голову к Джеку.

— Черт побери, Джек, если это все, на что ты способен, лучше и не браться. Я хочу, чтобы ты перетянул меня от души. Подожди.

Она схватила трусики и затолкала их в рот. Потом взглянула на Джека, отвернулась и энергично кивнула.

На этот раз Джек со всего размаху вытянул Бетси по заднице. Она вскрикнула, но трусики-кляп заглушили крик. Джек отбросил ремень и сел на кровать, чтобы обнять Бетси. Она плакала. Щеки ее стали мокрыми от слез. Когда же Бетси прильнула к груди Джека, она взяла его руку и сунула себе между ног. Там тоже хватало влаги.

Глава 12

1

1942 год

Джек и Кимберли сидели вдвоем за обеденным столом. Дети в сопровождении миссис Джимбел поднялись наверх, чтобы доделать уроки, а потом лечь спать.

Джек теперь редко надевал к обеду галстук. Да и Кимберли, которая раньше обедала исключительно в платье, ограничивалась шелковым халатом. Сегодня она надела желтый. Джек полагал, что этот цвет ей не к лицу. Но Кимберли носила его, потому что он хорошо сочетался с ее новым ожерельем из топазов.

— Как я понимаю, ты сказал все, что хотел. — По голосу чувствовалось, что Кимберли едва сдерживается.

— Кимберли, мне тридцать шесть. Меня могут призвать в армию! Ты хочешь, чтобы я стал рядовым пехотного взвода?

Она усмехнулась:

— Ты знаешь, что такому не бывать. Папа мог бы об этом позаботиться. И ты попал бы не в пехоту, а во флот. В конце концов, именно во флоте служат джентльмены. И папа проследил бы, чтобы тебя приписали к Бостону, Нью-Йорку или Вашингтону.

— Я не ищу теплое местечко, где служат джентльмены. Мне не хочется воевать в пехоте. Насчет этого я не шучу. Но я могу принести пользу и хочу это сделать!

— Что ты собираешься сделать, так это покинуть дом, — холодно ответила она. — Вспомни тот день, когда мы узнали о Перл-Харборе. Ты помнишь, как испугался маленький Джон? Твой рассказ о расстрелах в Бельгии оставил очень глубокий след в его сознании. Теперь он ждет, когда то же самое случится и здесь. Помнишь, как тебе пришлось уводить мальчика в его комнату и объяснять ему, что Перл-Харбор находится в тысячах миль отсюда и в Бостоне никто воевать не будет?

— К чему ты клонишь?

— К тому, что твое место дома, в семье, где само твое присутствие успокаивает детей и вселяет в них уверенность в завтрашнем дне. Именно это им и нужно. Когда две недели назад немецкие подводные лодки потопили в открытом море танкер, дети видели красный отсвет пожара и черный дым. Война оказалась не в тысячах, а в нескольких десятках миль от нашего дома! И мне нет нужды говорить тебе, что у Джона есть особая причина бояться. Он знает, как немцы поступают с евреями.