Босоногий гарнизон - [7]

— К чему это? — шепнул Тимошка.

— Молчок, — строго ответил Аксен. — Рогатка у у тебя есть?

— Бы-ы-ла, — недоумевая, протянул Тимошка.

— Найди, — коротко приказал Аксен.

Тимошка проворно поднялся по лестнице на чердак и вернулся с рогаткой, которая была сделана из толстой резины и гибкой вишневой ветки.

— Теперь незаметно проберись на огород к старосте и наблюдай за домом. Запоминай, кто придет к нему. Жди нас. Понял? Смотри, чтобы никто тебя не увидел.

Темнело. Аксен сказал отцу, что сходит к соседям, и отправился на огород. Когда он подошел к одинокому клену у колодца, из лебеды раздался Семкин голос:

— Ксеша…

— Пойдем, — ответил Аксен.

Пригибаясь, раздвигая изгородь из тонких ветел, трое ребят вышли на огород старосты.

Тимошка хорошо подражал свисту птиц. Бывало, увидит чибиса, притаится в траве, свистнет раз, свистнет другой — чибис завертит беспокойно головой, взлетит, ищет товарища. А Тимошке одно удовольствие. Мог он подлаживаться и под жаворонка. Поэтому, когда на огороде послышался тоненький свист ночного кулика, у Аксена не оставалось сомнений, что Тимошка здесь.

По глубокой грядке они проползли с Семкой к изгороди, и здесь из бурьяна выглянула голова Тимошки.

— Ну, что увидел? — спросил Аксен.

Тимошка доложил шепотом:

— Комендант с переводчиком ушли. Потом были еще два немца и куда-то подались. Так что в доме сейчас никого.

— А староста?

— Староста дома.

— Уверен?

— Вот еще, — обиделся Тимошка и засопел. — Свет не горит, думаешь, и дома нет? Дома он. Лампу зажигать боится.

Аксен внимательно посмотрел в сторону темного дома. От изгороди, у которой они лежали, до хаты было метров двадцать. Площадка совершенно открытая, даже забор разгорожен.

— Та-а-к, — прошептал Аксен. — Ну что ж, начнем… — Он вытащил из кармана старую плетеную сумку. Сейчас же из-за пазухи у него выпал булыжник. Такие булыжники когда-то, еще до войны, привозили на укладку дороги к мосту. Аксен пощупал камень, приподнял его на руке, усмехнулся:

— Ничего, как раз…

Потом он вытащил листок бумаги, разгладил старательно. Достал из кармана горсть самосаду и высыпал табак на бумагу. Неторопливо свернул листок и вместе с булыжником осторожно уложил в сумку. «Мина», которую Аксен задумал подложить старосте, была готова.

Повернувшись к Тимошке, он шепнул ему:

— Крой… Рогатку отдай мне. Мину вешай у двери… Семка! А ты жди Тимошку у колодца. Гляди в оба.

Тимошка и Семка остановились, передохнули. Аксен следил за ними из-за изгороди. Вот Тимошка опять пополз. Он достиг глухой стены дома, встал. Как всегда, он был босиком. Осторожно ступая, он поднялся на низенькое крыльцо. У крыльца стояла лестница на крышу. Такие лестницы были у каждого казачьего дома, по ним поднимали на крышу сушить яблоки или дыни.

Тимошка положил под ноги сумку с булыжником и табаком, которая все это время была у него в руках, и потихоньку передвинул лестницу ближе к двери. Это удалось сделать ему без единого неосторожного звука. Потом он, как кошка, взобрался по лестнице на крышу. Под карнизом была полка. На нее на ночь ставили молоко.

Тимошка обшарил доску и вдруг наткнулся на гвоздь. Закусив губу от натуги, он приподнял сумку и осторожно повесил ее на гвоздь. Так. Теперь все. Надо удирать. Сумка покачивалась над дверью.

Аксен, припав к земле, следил за ребятами. Вот опять тоненько свистнул кулик. Значит, Тимошка справился с «операцией». Теперь дело за ним. Аксен взял в руки рогатку, заложил камень, потом приподнялся на колени. Целился он старательно, в самую середину окна. Наконец шаркнула спущенная резина. Хрястнуло и на всю улицу зазвенело стекло.

В это мгновение Тимошка и Семка уже были у изгороди, и все трое побежали через огород к дому Тимониных.

Они были далеко от дома старосты, когда услышали вопль:

— А-а-а!

Грянули два выстрела.

— Т-т-р-р-та-та, — резанула автоматная очередь.

В хуторе началась страшная суматоха. Захлопали выстрелы, взвились в холодное и равнодушное небо трассирующие пули. На окраине затрещал мотоцикл, по улице стеганул тонкий луч фары. Сквозь грохот выстрелов неслась немецкая речь, ругательства.

Утром по хутору прошел слух: на Вербовку налетели партизаны. Убито пять немцев, еле спасся староста. Говорили даже, что староста уже висел в петле.

Ребята, слушая эти новости, перемигивались между собой. Тимошка порывался раза два что-то сказать, но выразительные взгляды брата осаживали его. Семка же очень убедительно удивлялся.

Однажды, через несколько дней после этой ночи, ребята увидели на улице старосту. Под правым глазом и на лбу у него были синяки.

— Вот это фона-а-ри-ки, — тихо протянул Тимошка, когда они прошли мимо старосты.

Староста одним глазом пристально посмотрел вслед ребятишкам. Потом, опустив голову, зашагал по улице и скрылся в немецкой комендатуре.

Через несколько дней Аксен снова собрал ребят у моста, на своем командном пункте.

Пришло больше десятка подростков. Аксен выставил дозор, во главе которого послал Семку Манжина, потом спросил у ребят:

— Прошлый раз я велел принести пионерские галстуки. Принесли?

— Принесли, Ксеша!

— Надо их спрятать. Если немцы дома найдут, не сдобровать. Ясно?