Босоногий гарнизон - [18]
— Потерпите, братишки… Недолго мучиться осталось. Немцу капут скоро… Слышите, братишки?
Говорил рослый мужчина. Голос у него был хрипловатый, но ласковый и душевный.
— Кто ты? — тихо спросил Аксен.
— Пленные мы… Немцы на работы пригнали из Калача. Нашлись тут и среди ихнего брата люди, пропустили до вар… Нате вот, хлебца принесли вам…
Пленный опустился на корточки перед Аксеном и положил три маленькие буханки хлеба.
— Спасибо, — сказал Аксен.
Пленный продолжал шепотом:
— Окошко тут у вас в машине есть. Вон там, — и он указал на угол. — Пролезть можно… Поняли? — И он торопливо поднялся. — Ну, до свидания, братки. Держитесь. — И все трое покинули машину.
Аксен молча уставился на оконце, в которое пробивались первые блики хмурого рассвета. Да, в это оконце можно пролезть. Сердце у Аксена бешено заколотилось.
— Ребята, — тихо сказал он. — Ребята… мы можем бежать.
Арестованные жадно подняли головы.
— Как? — спросил Максимка.
— В окно.
— Бежим! — загорелся Тимошка.
Аксен повернулся к нему и еще тише проговорил:
— Но если мы убежим, сожгут весь хутор… Из-за нас сожгут… Комендант так и сказал… Вот… думайте, ребята.
— Сожгут, — тяжело вздохнул Филипп Дмитриевич.
— Побежишь? — спросил у Тимошки Аксен.
— А ты?
— Я? Я… нет…
Жуткая тишина наступила в машине. И уже до самого рассвета никто не сказал ни слова о побеге. А когда оконце совсем посветлело, думать об этом было поздно.
Шел дождь. Холодный мелкий дождь. Над Вербовкой и донским займищем клубился запоздалый туман.
Трещали сороки. Вербовка тонула в холодном мраке. Крыши домов почернели, улицы прижались к земле, словно прячась от дождя. Настало утро.
Весь немецкий гарнизон был на ногах. Из Калача приехали полицаи. Автоматчики месили грязь от дома к дому, вытаскивали на улицу женщин, детей, стариков и, подталкивая их в спину, гнали в конец хутора, к разрушенной ферме. Хуторяне хмуро косились на стволы автоматов. Чавкала грязь под ногами. Моросил бесконечный дождь.
Арестованных построили у черной машины. Аксен и Тимошка стояли рядом, взявшись за руки.
Аксен нагнулся и тихонько шепнул:
— С праздником, Тимоха…
— И тебя, братан…
Да, сегодня был праздник. Двадцать пять лет исполнилось Советской власти. Бывало, в этот день хутор уже с утра гремел песнями. А теперь… Вот как пришлось праздновать…
— Снять шапки! — скомандовал Асмус.
Шеренга повиновалась. Недалеко послышался треск мотоцикла. Через минуту к машине подкатил комендант. Фридрих Гук был в непромокаемом плаще с капюшоном. Он передал что-то переводчику и пошел вдоль строя. Потом медленно стал возвращаться. Останавливаясь перед подростком, он приподнимал руку и за чуб отводил его в сторону.
Вот комендант дернул за вихорок Семку Манжина, потом прошел дальше, остановился перед Аксеном, всей пятерней потянул за чуб. Потом рядом с Аксеном и Семкой оказались Тимошка, оба брата Егоровых, Костя Головлев, Емельян Сафонов, Никифор Назаркин. Последним из строя комендант выхватил Ванюшку Михина.
Фридрих Гук пересчитал отобранных, потом махнул рукой. Всех десятерых окружили солдаты и погнали на край хутора.
— Прощай, батя! — крикнул Аксен.
— Сынки… Сынки мои, — Филипп Дмитриевич бросился было к арестованным, но два автоматчика грубо схватили его за руки и потащили в машину.
— Меня убейте, меня! — кричал Филипп Дмитриевич.
Автоматчик ткнул его прикладом в спину.
Толпа загудела, но не двинулась с места.
Десятерых обреченных, избитых и полураздетых, затолкали в сарай. Через минуту оттуда вывели первую пятерку ребят, связанных рука к руке.
— А-о-й! — вскрикнула в толпе женщина и навзничь упала в грязь.
— Ироды!
— Звери!
Толпа зажимала автоматчиков. Вдруг от сарая ударил пулемет. Пули прошли над головами казаков. Кто-то упал, кто-то кинулся к плетню, но получил пинок в спину и растянулся в грязи.
— Крестьяне! — начал Асмус. — Эти маленькие бандиты служили красным. Они будут расстреляны… Красные все будут убиты…
— Врешь, гад! — звонкий мальчишеский голос зазвенел над толпой.
Это крикнул Тимошка. Асмус побелел от злобы.
— Видите сами, кого ви воспиталь…
Он стал кричать и ругать женщин. А полицаи и двое автоматчиков прикладами толкали ребят к сараю.
Аксен и Тимошка оказались в первой пятерке.
В этой же пятерке был и Михин. Когда переводчик кончил речь, пятерых ребят повели к силосной яме.
Их поставили у самого края ямы. К Аксену подошел староста.
— Пока, начальник, — ехидно усмехнулся он. — На том свете увидимся…
— Отойди, сволочь! — Аксен, бледнея, добавил: — Придут наши! Понял?
Зрачок пулемета приподнялся. Аксен обнял одной рукой брата и высоко вскинул голову, будто хотел увидеть в эти последние минуты своей жизни все притихшее родное займище, все донские леса и плесы, всю широкую степь, всю огромную страну. Увидеть и в сердце унести с собой.
Дождь на минуту перестал. В разрыве туч блеснуло солнце. Кинуло свои лучи на землю и снова спряталось.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Как была написана эта документальная повесть? Откуда стали известны подробности действий маленького отряда братьев Тимониных?
Однажды я приехал в хутор Вербовку. На площади перед правлением колхоза я увидел скромный памятник. Он был похож на те памятники погибшим бойцам, которые иногда встречаются в донских хуторах: небольшой пьедестал из окрашенных досок, а наверху — звезда из жести.
