Босиком в голове - [55]

Глубоко-глубоко лимб смерти жестокие жернова грез альтермотивы все эти я старою кожей сходя с себя самого затвор щелкает ежесекундно клацание автофотографии количество переходит

Соединенные Шпаты Америки и

Он чувствовал ее тепло тело ее тепла ток крови в ее жилах не открывая глаз она улыбнулась и обняла его запах пота и спальника словно тем летом когда небритым просыпался и видел перед собою горы залитые солнцем исполненная мудрой стати земля теплое дыхание —

Брань глотки в униформах и голоса многомерников беготня и шум дикий рев двигателей

Прямо перед носом тяжеленные ботинки. Ну и дела! Не успели переправиться через Рейн как на нас свалилась Deutcher Polizei.

Головы учеников бесстрастные созерцатели астрострады. Грузный жандарм оступившись рухнул наземь и завопил призывая присутствующих к порядку.

Чартерис рассмеялся и нащупал рукой лежавшие рядом джинсы.

— Ты бы нам для начала объяснил, что ты понимаешь под порядком, парень, мы ведь законов ваших не знаем. Прежде под этим словом понимались начищенные бляхи и строевые занятия на плацу — ты это имел в виду?

Он присмотрелся получше и понял, что к швабам сказанное не относится: у одних не было ремней у других пуговиц на мундире у третьих не было ни ремней ни мундиров у четвертых сапог и так далее. Жандармы дружно покашливали надеясь таким образом справиться с затором.

Один из крестоносцев спрыгнул с кузова своей машины, держа постель под мышкой, и тут же его сбили с ног и потащили к полицейскому фургону: раз-два, раз-два, левой-правой, левой-бравой.

— Ви хотел непослушайт! Бог фам в помочь! — кричали они.

— Катитесь подальше, вы! — кричали они.

— Вы не на помойке, вы в полицейском государстве, у нас порядок! — кричали они.

— Ми ваш Schnitt кинем яма а вас будем стреляйт! — кричали они.

— Освободите проезжую часть — немедленно освободите проезжую часть! — кричали они, хотя дорога была тиха, словно равнинная река, словно полоска ткани. У Арми в руках появилась флейта и он заиграл и все крестоносцы запели:

— Освободите проезжую часть астрострады Не место дерьму здесь! не место!

Жандармы окаменели предавшись Schwarmerei.[24]

Шум этот разбудил Элсбет. Она потянулась и села сразив видом своей груди молоденького шваба пробормотавшего:

— Ach, ein Zwolfpersonenausschnitt!

Она же его увидев начищенную бляху завопила так пронзительно, что от этих децибел всем стало совсем тошно.

Не успел Чартерис натянуть на себя джинсы, как рядом с ним выросла Анджелин:

— Колин, ты только посмотри, что они с нашими ребятами делают, еще минута — и мы все окажемся в каталажке ты должен срочно что-то придумать Колин все дело в том, что мы действительно мешаем движению — не знаю, зачем только мы здесь остановились. Сделай что-нибудь, Колин, — прошу тебя — сделай что-нибудь!

Элсбет она не видела в упор.

— Но ведь кроме нас здесь никто и не думал двигаться — разве не так? Для кого мы должны освобождать дорогу?

— Ты не мне это говори — скажи это лучше их фюреру. Вон он едет.

Показывает на белую патрульную машину открытую похожую на космический корабль или яхту ей не страшны шторма открыта всем ветрам внутри детина в белых одеждах на груди тысяча медалей гигантская сигара рядом двое поменьше подобострастно:

— Герр Лаундрай!!!

И швабы в один голос:

— Кто у вас главный?

Бревна на обочине.

Лемех времени. И

Действующая на нервы меланхоличность и регулярность металлоконструкций. Норд-Ост. Мост.

Медленно крики молчанье округа и всюду недвижность лишь утренний бриз поигрывает лохмами там в Англии они выглядели куда естественнее Матери-Природы дети здесь же разом осиротели. Норд-Ост.

— А что?

Всех или никого. Все застыло внутри и снаружи, а Арми знай себе пиликает — профессиональный флейтист.

Все еще не застегнув джинсов своих Чартерис через торосы машин к человеку в белом рядом тенью Анджелин хрупкая но крепость его внешнее обрамление придает композиционному центру особое своеобразие символ вечности при этом возможно замедление временных потоков а ведь он когда-то уже знал он плоским камешком пропрыгает по зеркальной поверхности океана истины хотя предпочел бы погрузиться в его холодные воды прочь от этой невнятицы на обычном уровне сознания серые истертые ступени изогнутые решетки перила наверняка лили в Италии и вот он уже в большой просторной комнате полы выложены разноцветной плиткой черное и красное трансценденция о упокой меня навеки в сознаниях исполненных тайн мой мир я могу перемещаться в его пределах при этом время практически останавливается и откуда ни возьмись птицы похожие на живущих в вечности ящеров.

— Ты этим сбродом командуешь?

Блистание медалей перезвон я только что был совсем в другом месте пусть минуту назад но был не здесь что это было неужто Вечность? Как я успел тогда? Затикал мецроном. Он ли? Швабские иллюзии его настоящего.

Неужели они предадут его?

Возвысив голос:

— Я командую не только этими людьми, я командую временем — настоящее ничтожно, говорю я вам. Я — Чартерис и рай во мне, я чувствую его, я знаю это!

Он замахал руками заметив что они взмыли в небо пытаясь нащупать крылами новые измерения птицы стремительно превращались в ящериц новая же тварь обратилась в камень. Все виденное нами недостойно существования потому и старый христианский мир лежит в развалинах оставьте его и идите туда где жизнь — это я Чартерис говорю вам! Идите туда где жизнь! И он вновь пустился в изъяснение своей великой системы. Человек-Водитель синтезирует в себе все реалии собственного мира при этом мир этот предстает ему чем-то настолько — Он наконец-таки застегнул свои джинсы и взобрался на капот космической яхты. Новая топография Земли основана на полном отказе от иллюзий и отличается от прежней прежде всего многомерностью казавшейся допсиходеликам противоречивой что объясняется их координатной обусловленностью.