Босфор и Дарданеллы - [11]
На следующий день, 1 (14) марта, Бенкендорф предложил Гардингу на рассмотрение формулу о Проливах. Она гласила: «Если бы Россия пожелала получить от султана и от держав право исключительного прохода через Проливы в обоих направлениях (dans les deux sens), то Англия не воспротивилась бы такой ревизии договоров о Проливах»[75]. В ответе Гардинг прямо заявил Бенкендорфу, что если Великобритания идет навстречу русским интересам в вопросе о Босфоре, то постольку, поскольку она хочет ускорить решение второстепенных вопросов, оставшихся неразрешенными в ходе переговоров о Персии, Афганистане и Тибете. Бенкендорф немедленно воспользовался заявлением Гардинга. В конце беседы он спросил у Гардинга, может ли он частным образом сообщить Извольскому, что «в результате беседы с ним у него сложилось убеждение, что если русское правительство внесет предложение об открытии проливов для военных кораблей России, то британское правительство его поддержит»[76]. Гардинг не возражал. Поэтому российский посол решил, что настал подходящий момент продолжить с Греем переговоры по вопросу о Проливах.
2 и 3 (15–16) марта Бенкендорф обсуждал проблему Проливов с британским министром иностранных дел. Оба дипломата сразу после встречи сделали подробные записи о состоявшемся обмене мнениями. При сравнении записей Грея и Бенкендорфа нетрудно заметить, что мотивы, побудившие стороны поднять вопрос о Проливах, истолковывались по-разному. Согласно меморандуму Грея, Бенкендорф сказал ему, что у него не было инструкций говорить с министром о Босфоре, но он хотел бы отметить, что «открытие Проливов для России усилит расположение общественного мнения России к Англии и успешно повлияет на завершение нынешних переговоров»[77]. Русский посол, по существу, ставил завершение ведущихся переговоров о Тибете, Афганистане и Персии в известную зависимость от обсуждения вопроса о Проливах.
Бенкендорф в письме Извольскому излагал мотивы постановки этого вопроса несколько иначе. Российский посол в беседе с Греем сослался на отсутствие инструкций от своего начальства поднять вопрос о Проливах и вообще не думал, чтобы «этот вопрос практически изучался русским правительством». Однако посол подчеркнул, что «англо-русские переговоры достигли такой стадии, когда совершенно необходимо выяснить важный для общественного мнения России и для будущего англо-русских отношений вопрос о взглядах английского правительства на Проливы»[78]. Из этого следует, что Бенкендорф не связывал обсуждение вопроса о Проливах с завершением переговоров о конвенции по колониальным проблемам, а имел в виду влияние его на развитие англо-русских отношений в будущем.
Если учесть, что идея заключения с Англией конвенции на всем протяжении переговоров воспринималась не только сдержанно, но часто и враждебно как в русских общественных и правящих кругах, так и при дворе, то требования Англии относительно Афганистана и линии разграничения сфер влияния в Персии еще больше усиливали в Петербурге оппозицию соглашению.
Во время свидания с Греем Бенкендорф (как следует из меморандума Грея от 2 (15) марта) пояснил, что Россия желала бы получить право на проход русских военных кораблей через Проливы, но при этом они должны оставаться закрытыми для судов иностранных держав, то есть Россия выступала за сохранение принципа закрытия их для других великих держав. При этом посол допускал возможность прохода военных кораблей всех держав через Дарданеллы к Константинополю, но при непременном условии, чтобы «вход в Черное море не был открыт для иностранных держав»[79]. Новый вариант изменения режима Проливов: предоставление России права на проход ее военных кораблей через оба Пролива, а для остальных великих держав — права на проход через Дарданеллы и вход в Босфор, но без выхода в Черное море — больше устраивал Британию, чем открытие Проливов только для России. Эта идея принадлежала Гардингу. Бенкендорф в целом не возражал против предложения помощника британского министра.
Принимая во внимание заинтересованность других держав в вопросе о Проливах, Бенкендорф полагал, что соглашение о Проливах с Англией будет носить исключительно академический, а отнюдь не практический характер, но окажет весьма благотворное влияние на общественное мнение России.
В той же беседе 2–3 (15–16) марта Грей признал, что в течение длительного времени одним из пунктов британской политики было сохранение принципа закрытия Босфора для России. Однако в ходе переговоров по средневосточным проблемам он понял, что если Англия желает установить прочные, хорошие отношения с Россией, то она не должна более считать незыблемыми свои принципы в отношении Проливов. Об этом Грей настоятельно просил Бенкендорфа сообщить Извольскому[80]. Правда, министр тут же оговорился, что он считал бы неосторожным включать вопрос о Босфоре в соглашение по Среднему Востоку, и обратил внимание собеседника на трудности, связанные с постановкой проблемы Проливов. Он сослался на возможность протеста некоторых общественных кругов и членов английского парламента против конкретных обещаний Англии в отношении Босфора без равных компенсаций со стороны России. Британский министр указал, что вместе с вопросом о Проливах возникли бы такие проблемы, как Багдадская железная дорога, египетский вопрос, которые также должны быть предметом взаимных договоренностей и могли бы вызвать расхождения. Наконец, Грей заметил, что вопрос о Проливах касается и других европейских держав. Если англо-русское соглашение будет включать статью о Босфоре, то необходимо заранее поставить в известность об этом Германию и Францию, чтобы они не думали, что Англия и Россия решают этот вопрос за их спиной. Ввиду этих обстоятельств Грей считал предпочтительным не включать вопрос о Босфоре в соглашение, зарезервировав его на будущее. Если русское правительство пойдет в этом направлении дальше, пояснил Грей, то оно само должно известить эти державы о включении Босфора в переговорный процесс. Переговоры, ограниченные Средним Востоком, не затронут интересов других держав и не требуют их участия. «Я выразил желание, — писал Грей Никольсону через несколько дней после разговора с Бенкендорфом, — чтобы Извольский учел эти соображения. Однако, учитывая все, что я сказал о курсе нашей политики, я хотел бы, чтобы он понял так, что этот вопрос мы готовы обсудить. Если же, однако, русское правительство желает начать обсуждение теперь, то инициатива должна исходить от него»
