Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! - [95]

«Всегда помнить о том, что природа человека способна перенести любое положение и даже извлечь из него известное преимущество…»

«Я пишу не саблю, а ее блеск»,

Говорят, что простому советскому больному летом не сунуться в Звенигородскую больницу, 45-я больница превращается в рай для загара каких-то «французов», которые наслаждаются целебною кустотерапией в хлебных полях.

Какою саблею волшебной дорогу к правде проложить? Пусть Дьявол с Богом соединятся и скуют совместно саблю века.

Хочу я по-рыцарски сразиться насмерть с гениальными тараканьёнами в темноте, искрошить этих мякотных, яйценосных крылатых вездесущих насекомых с благородным хлебным блеском! Был случай — у одного чабана тараканы забили вентилятор холодильника и остановили его, у кого-то напились чернил, бегали синими, но не отравились. Говорят, что в ядерной войне выживут только тараканы, да и то ненадолго, ведь некому будет их кормить и поить… Надо бы неистребимых тараканов запускать на Марс и Венеру для обживания этих планет.

После гимна тараканам тебе же, друг Мелентий, дарю роковой блеск кухонного ножа, повисший в воздухе навеки.

Свод небесный залит кровью —

Сабля молнией блестит…

10 февраля 1981 года. Алтан Гэрэл

До свиданья, место Поречье Одинцовского района Московской области! Как снега вокруг оплеваны…

Плевок лоснится и летит,

Как осколок солнца самого!

Письмо 55

Золотая моя Алтан Гэрэл!

Писал же я тебе 2 и 4 марта, поздравил с женским праздником, как всегда старательно-тщательно выводил каждую буковку, каждую точку-запятую, словно орнамент. Последнее письмо отправил 9 марта — в День рожденья Тараса Шевченко и Юрия Гагарина. Но почему мои письма не доходят до тебя?! О чем страшном я мог написать, что мои письма о любви исчезают с ли* ца земли? Может, кто-то велеумный запирает их в сейф или жгет? Меня дважды вычеркнули из праздничных списков на поощрение и нарушения мои не перекрыты.

22 марта, в воскресенье, наш начальник отряда — Одноминутко вызвал меня на беседу и отрезал, как самодур:

— Заявление твое на поселение пролежит до тех пор, пока не заработаешь тринадцать поощрений. Понял, Мелека?

Что я мог ответить? Спросить, почему именно тринадцать надо? А сейчас подумай, каким же образом мне заработать эту чертову дюжину, если я до этого весь выкладывался на работе? Третий год вкалываю на стройке, а некоторые выблядки числятся в нашей бригаде считанные месяцы, а их уже обласкивают, подкармливают дополнительными посылками, длительными свиданками, благодарностями и т. д., а меня, как последнего тунеядца, вычеркивают. Продажные менты ловко подтягивают тех, чьи состоятельные родственники задаривают падло, везут подарки вагонами. Я же не способен обивать пороги администрации, у меня ноги корявые, спотыкаюсь о ковры. А где искать справедливость? Я решил написать весь беспредел подлой тюрьмы в «Комсомолку», в их рубрику: «НЕТ ПОТЕРЯННЫХ СУДЕБ». Мы жадно перечитываем и горячо обсуждаем эти материалы, сначала даже удивлялись тому, что на всю страну, значит, на весь мир печатаются отрывки писем зэков. Мы соберем подписи, чтобы обратить внимание людей на нашу беломраморную тюрьму, на наши нефритовые лица, пусть разберутся, чем блещем среди других. Воздушные замки невесомы, только обломки их тяжело обрушатся на наши бритые головы…

До 1953 года, как раз до моего рожденья или до 1957 года? суд выносил приговоры до двадцати пяти лет, благо — у меня срок вдвое меньше, не дали и пятнадцати лет. Ты помнишь белого, как мел, человека, который мучается пятнадцатый год, ты тогда как-то сжалась: «Ой-ой, как сама смерть бродит». А если я от звонка до звонка до 1 апреля 1989 года протяну, краше смерти не стану. В фильме «Калина красная» один черненький, как уголек, зэк поет со сверлильною тоскою, мне кажется, что в зоне его откопали и сняли. За долгие годы неволи одни чернеют, как уголь, другие белеют, как мел, третьи зеленеют, как изумрудные поганые мухи. Однако мне надо остановиться, а то я тебе отравлю отпуск. Прости меня, что не смог сдержаться и превратил тебя в предохранительный клапан адского котла…

Тебе, как царице духа,

Несу одной все беды ада!

Но я не увяз по горло в сплошных бедах. Нет и нет! Ты слышишь мой голос? С тобою мой голос восходит на Машук. Перечитывал «Мцыри», хотелось плакать, может, и плакал…

Алтан Гэрэл, я выучил «БЛАГОДАРНОСТЬ» Лермонтова, чтобы «Недолго я еще благодарил».

«Гений страшен для людей», — писала ты о судьбе Лермонтова.

Убийца ужасен для людей, втройне ужасен он для детей…

М. Мелека

Письмо 56

Золотой луч души моей, здравствуй!

25 марта, среда. Вчера излил ливнем на тебя страшные грозы сердца своего. Бедная ты моя. Сегодня остыл, решил смягчить это горькое письмо, тем более — ты не получила мое поздравление с 8 Марта: всю мою мучительную любовь к тебе я выразил на открытке стихами индийского поэта Назрула Ислама:

О женщина! Твоя любовь,

дыханье губ, свеченье глаз

дороже золота царей,

милей, чем жемчуг и алмаз.

Переписывая, я выучил стих Назрула «Безымянная».

Да, телеграмму из Пятигорска я получил, только индекс твоего адреса не разобрать, пишут в спешке, что сами не поймут. Вышли календарик за 1981 год.